улыбкой. Лишь смотрела сквозь него, словно он для нее не существовал. Роста она была высокого, хотя и на пять или шесть дюймов ниже брата, с тем же волевым подбородком, но с более пухлыми губами.

Едва ли у кого возникало желание назвать Уолтера Готара симпатягой, его глаза такого не допускали, да он, пожалуй, и не нуждался в лестных оценках собственной внешности. А вот сестра его была очень мила, но у меня сложилось впечатление, что и она относилась к комплиментам в свой адрес весьма прохладно.

— Вам передали мои слова? — Готар искоса глянул на меня, словно хотел показать, что знает о моем существовании, но не считает нужным подключать меня к разговору.

— Конечно, — ответил Падильо, а затем представил меня Ванде Готар. — Мисс Готар, мистер Маккоркл, мой компаньон.

Она молча кивнула, то ли мне, то ли стойке бара.

— Мы хотели бы обсудить сложившуюся ситуацию, — продолжил Готар. — Без посторонних.

Падильо покачал головой.

— Вы прекрасно знаете, Уолтер, что без свидетелей я не буду обсуждать с вами даже стоимость порции виски.

— Дело сугубо конфиденциальное, — упорствовал Готар.

— Маккоркл не из болтливых.

Готар взглянул на сестру, и та в очередной раз кивнула, если можно назвать кивком перемещение подбородка на четверть дюйма вниз, а затем в прежнее положение. Готар оглядел пустующий в это время бар.

— Неужели нет другого места, где мы могли бы поговорить?

— У нас есть кабинет. Подойдет?

Готар ответил утвердительно, и вслед за Падильо они пересекли зал ресторана. Я замыкал колонну, чувствуя себя лишним, но в то же время мне хотелось знать, что скрывается за «сугубо конфиденциальным» для Готара делом. Впрочем, гораздо больше заинтересовали меня длинные, стройные ноги сестры Готара и округлые бедра, не так уж и скрытые обтягивающей их серой шерстяной юбкой. Я слабо разбираюсь в ценах на женскую одежду, но, полагаю, костюм Ванды стоил никак не меньше трехсот долларов. Кстати, и Уолтер Готар пришел в этот день в другом костюме, двубортном, темно-сером, с множеством пуговиц.

Кабинет у нас был заурядный, если не считать роскошного письменного стола на двоих, который Фредль отыскала в каком-то антикварном магазине и подарила нам на прошлое Рождество. Мы им практически не пользовались, из опасения забыться и поставить мокрый бокал на полированную дубовую поверхность. Прочая обстановка состояла из удобного дивана, двух стульев с высокими спинками, трех бюро, двух черных телефонных аппаратов, аляповатого календаря на стене и окна с видом на темный переулок.

Падильо и я сели за стол. Готар отдал предпочтение дивану, Ванда устроилась на одном из стульев.

— Чем вы сейчас занимаетесь, Уолтер?

— Обеспечиваем защиту.

— Я его знаю?

— Вы имеете в виду нашего клиента?

— Нет.

— Тогда противника?

— Совершенно верно.

— Это Крагштейн.

Падильо помолчал. Наверное, просматривал вызванное из памяти досье на Крагштейна.

— Он уже не тот, что прежде.

— С ним Гитнер.

Досье на Гитнера Падильо не понадобилось, потому что на этот раз он не замедлил с ответом.

— Тогда вы попали в передрягу.

— Потому-то нам и нужно... прикрытие.

Падильо покачал головой. Твердо и непреклонно.

— Я вышел из игры. И довольно-таки давно.

Вот тут Ванда Готар посмотрела на него и впервые улыбнулась, прежде чем заговорить, но от тона ее веяло арктическим холодом.

— Из этой игры ты не выйдешь никогда, Майкл. Я говорила тебе об этом еще в Будапеште, семь лет тому назад.

— В Будапеште ты наговорила много чего, Ванда, да только я не помню, чтобы в твоих словах был хоть гран правды.

— С каких это пор ты стал экспертом по правде?

— В такие эксперты я не гожусь, но вот ложь выявить умею.

Уолтер Готар вмешался в словесную перепалку то ли давних соперников, то ли любовников. А может, соперников и любовников. Наверное, решил я, до истины тут не докопаться.

— Вы должны хотя бы обдумать наше предложение.

— Нет.

— Я же предупреждала, что он откажется. — Ванда повернулась к брату.

Уолтер раздраженно зыркнул на нее, прежде чем продолжить.

— Вас тревожит Гитнер?

— Только дурак может не принимать в расчет Амоса Гитнера. Но меня он не тревожит, потому что наши пути не пересекаются.

— Может, Крагштейн...

— Франц Крагштейн стареет, — прервал его Падильо. — Он не так подвижен, как раньше, но с головой-то у него все в порядке. И если Гитнер берет на себя черновую работу, можно не волноваться из-за замедленности собственной реакции. Однажды я видел Гитнера в деле. Он моложе нас всех и очень шустрый.

Если человек, которого звали Амос Гитнер, мог потягаться с Падильо, пусть этот факт подтверждался лишь словами последнего, это говорило лишь об одном: он находился в превосходной физической форме и на все сто процентов использовал свои, щедро отмеренные природой возможности. Ибо, хотя виски моего компаньона и посеребрила седина, с годами он ничуть не терял ни в силе, ни в ловкости. Майк курил, сколько хотел, пил почти столько, что и я, не ограничивал себя в еде, но при этом мог пробежать сотню метров, даже не запыхавшись, тогда как я с трудом мог позволить себе ускоренный шаг. Кроме того, он свободно говорил на шести или семи языках, владел всеми видами оружия да еще пользовался успехом у женщин.

— Он нам не нужен, — Ванда встала.

— И я того же мнения, — кивнул Падильо. — Так какое у вас задание?

— Стало интересно? — спросила она.

— Спрашиваю из чистого любопытства.

— Сядь, Ванда, — бросил Уолтер. Она помялась, но села. — Проблема в том, что наш клиент путешествует инкогнито. Иначе мы бы просто обратились в вашу Секретную службу^[1].

— И в этом случае вам никто не запрещает обратиться к ним. Если он из дружественной страны.

Готар покачал головой.

— Он и слышать об этом не хочет. Настаивает, чтобы его визит проходил неофициально, без ведома федеральных властей.

— Он знает о Крагштейне и Гитнере?

— Да.

— Тогда он болван.

— В некотором смысле да.

Падильо поднялся.

— Очень сожалею, но ничем не могу помочь.

— Вы отлично заработаете.

Падильо покачал головой.

— Денег мне и так хватает.

— Нет таких людей, кому хватает денег, — возразила Ванда.

— Все зависит от того, что хочется на них купить.

— У тебя так и осталась философия бедняка...

— Вроде бы я вспоминаю, что тебе нравилась моя точка зрения...

— Это было до того, как я поняла...

— Пожалуйста! — вмешался Уолтер Готар. По форме он просил, по существу, требовал, чтобы она замолчала. Ванда перевела взгляд с Падильо на настенный календарь. Падильо чуть улыбнулся. Готар встал, сунул руку во внутренний карман пиджака. Достал конверт