иначе.

— Не будет! — крикнул Вильям. — Вот, ей-богу, не будет, уж поверьте мне! Я-то знаю людей! Только зазевайся — и тебя в ложке воды утопят! А ваш Софокл и сам был порядочный головорез, если писал об одних убийствах! Это же сплошная подлость…

— Ну, ты скажешь, Вильям, — огорченно прервала его Ольга.

— А что я такого сказал? — удивился Вильям.

— А тебе не приходило в голову, что Софокл писал об убийствах для того, чтобы вообще отучить людей убивать? — серьезно спросила Ольга.

— Что ты его защищаешь, — горячился Вильям. — Ты что, знала его лично? И потом, что он был за птица? Кто из вас знал его?

— Вот псих! — рассердилась Ольга.

— Уж я и псих теперь! — не унимался Вильям. — Ну, пускай я псих, а ты умница, но ты ведь даже не знаешь, что это был за человек и скольких людей он прирезал самолично! — накинулся теперь он на Виктора. — А еще представляешься знатоком его жизни и творчества!

Виктор засмеялся, к нему присоединилась и Анна. Удивленный, Вильям сел, безнадежно махнул рукой и залпом допил свой бокал. Виктор наполнил ему бокал снова, чокнулся с ним, но, выпив, внезапно нахмурился. За столом неожиданно возникла короткая тишина, и все как-то нахохлились.

— Сохранившиеся сведения о Софокле, — нарушил тишину Виктор, — говорят нам о нем как о человеке открытом и искреннем. Он любил жизнь, веселье и радовался почету, которым окружали его сограждане-афиняне. Кроме театральных заслуг, он имел множество общественных наград, потому что любил свою родину и сохранил верность Афинам до самой смерти. — Виктор отпил из бокала. — Но не только это важно, — продолжал он. — Самое главное… Прости, я вовсе не хочу никого поучать, — обратился он к Вильяму, — но это серьезно. Так вот, самое главное — это понять, что, если Софокл писал о человеческих трагедиях, это еще не означает, что он сам имел отношение к ним и был их участником, и уж, во всяком случае, не означает, что он вообще желал крови. Это же не руководство к убийствам, не инструкция! — Виктор не мог сдержаться и теперь почти кричал. — Вы же все понимаете как раз наоборот: это должно было бы стать для тебя, если ты порядочный человек, и для каждого из нас предостережением, предупреждением возможности совершить зло, несправедливость. Трагедии Софокла написаны с той целью, чтобы люди не обижали других людей, чтобы они научились воспитывать самих себя, стали бы человечнее… Это, разумеется, относится и ко мне, — уже спокойнее закончил он. — В конце концов, об этом же говорили недавно и Анна, и Ольга.

— А не пора ли нам… — тонким голосом проговорила Берта, поднимаясь из-за стола, в то время как все еще сидели молча.

— Ну, что вы, — весело отозвался Вильям. — Теперь, когда я поумнел, давайте выпьем еще бутылку. Должен же я ответить Виктору!

— Я не против, — ответил Виктор, — только одну.

— А больше у меня и денег нет, — ответил Вильям.

Они выпили еще вина, потом кофе и стали собираться.

Была приятная предвечерняя пора, вызывающая в человеческом сердце ощущение мира и доброты. Она настроила их на задушевный и искренний тон. Даже грубоватый Вильям вдруг расчувствовался.

— Хорошо мы потрепались о Софокле, — удовлетворенно проговорил он и, глубоко вздохнув, предложил Анне руку.

Вскоре они растворились в глубине полных очарования улиц. Сразу же за ними ушли и Владимир с Бертой. Только Виктор и Ольга нерешительно стояли у кафе.

Виктор пытался найти объяснение тому долгому испытующему взгляду, который Анна, уходя, бросила на него.

— А где ты живешь? — спросил он Ольгу.

— В Раче, — ответила она. — Не близко, правда?

— Отчего же? Я и сам из Вайнор. — Виктор на мгновение коснулся ее руки повыше локтя и почувствовал, как Ольгу словно наэлектризовало это прикосновение — в худшем случае, я от вас и пешком доберусь…

— Ты хочешь меня проводить?

— Если позволишь…

Она не ответила, только улыбнулась ему, искренне удивляясь его смущению. Между тем они прошли под Михальской надвратной башней, миновали книжный магазин «Матицы Словенской» и снова нерешительно остановились на углу.

— Ну что, пойдем пешком? — спросил Виктор.

Ольга рассмеялась.

— А до утра дойдем? — спросила она.

— Еще до полуночи успеем, — ответил он. — Отсюда не больше десяти километров…

— Нет, пешком я не согласна.

— Ну хоть до «Метрополя»!

Она кивнула, и, когда зажегся зеленый свет, они пересекли Обходную улицу и пошли по ее правой стороне. Их часто разделял поток прохожих, поэтому они старались держаться ближе друг к другу, и Виктор то и дело в толпе касался ее руки и чувствовал ее волнение. В ней как будто произошла какая-то перемена: она стала ближе ему и понятней. Карие ее глаза потемнели, стали мечтательнее, в них появился влажный, таинственный блеск. «А может быть, это только отражение огней и витрин?» — подумал Виктор.

И походка ее изменилась, стала пружинистей. Она шла мягко и плавно, откинув голову, отчего резче обозначилась грудь, девушка становилась привлекательнее с каждым шагом. На ее чувственных губах, которые все больше притягивали взгляд Виктора, играла легкая улыбка.

Перед гастрономом они остановились.

— После вина мне всегда хочется есть, — сказал Виктор. — Зайдем купим чего-нибудь?

Ольга кивнула, и Виктору очень понравилось, что она так легко соглашается с его предложениями. Они вошли в кафетерий гастронома и заказали рыбный салат, рожки и малиновую воду. Ольга ела быстро, с аппетитом и в то же время с каким-то изяществом. Не переставая жевать, она весело улыбалась Виктору, и это действовало на него возбуждающе.

— Вот ты и съела все свои улыбки, — сказал он, когда они кончили закусывать.

Затем, не переставая смеяться, они вышли из магазина.

— У меня их целый вагон в запасе, — отвечала она уже на улице и провела пальцем по чуть вздрагивающим губам.

— Я покупаю этот вагон, — Виктор полез в карман за бумажником.

— Нет, улыбки не продаются, — отвечала она, — их надо заслужить.

На мгновение она вдруг стала серьезной, но скоро вновь улыбнулась. Они шли теперь совсем рядом, держась за руки, и отпустили их только тогда, когда стали садиться в переполненный трамвай. Но там, в тесноте, прижатые друг к другу, они вдруг смолкли. У общежития «Молодая гвардия» вышло много студентов, и в трамвае стало свободно. Они даже посидели несколько перегонов, и когда наконец вышли в Раче, то сразу же окунулись в настроение тихого вечера.

— Теперь веду я. — Она взяла его за руку, и они пошли по улице, застроенной приземистыми домами. — А вот и наш сад, — вскоре