императора Александра I глубоко интересовали , вразных аспектах, многих писателей (Д. Мережковский, В. Ходасевич, И. Лукаш, М. Цетлин) эмиграции, широко отметившей, в частности, и столетие со дня восстания 14 декабря 1825 года на Сенатской площади в Петербурге.

С середины 20-х годов Алданов выступает в русских газетах и как автор биографических очерков об известных тогда государственных деятелях, влиятельных политиках, в недавнем прошлом или в настоящем «делавших погоду» в международных делах, своего рода вершителях судеб мира и человечества. Это — Черчилль и Клемансо, Ллойд-Джордж и Блюм, Пилсудский и Бриан, Ратенау и Тардье, де Валера и Альфонс XIII, Ганди и Кайо, Сталин и Гитлер, как и некоторые другие. Написанные легким и острым пером, живые и содержавшие определенную, даже немалую, фактическую информацию, эти портреты-характеристики перепечатывались газетами всего мира, сделав имя Алданова популярным и среди широкого читателя, и среди профессиональных политологов. По словам известного русского критика Ю. Айхенвальда, искусный эссеист Алданов «приобщил умело и удачно русскую литературу к жанру, не очень в ней развитому, придав красивый отпечаток европеизма и культурности».

Еще в 1919 году вышла на французском языке книга Алданова «Ленин», кажется ставшая первой работой о В. И. Ленине в Западной Европе. Она выдержала несколько изданий и была переведена тогда же па немецкий, итальянский и английский языки. Не разделяя ленинских теорий революций, не одобряя и многих действий Советской власти («мне крайне трудно «объективно» писать о большевиках»), Алданов подчеркивал значительность этой фигуры, ее исключительную роль в движении мировой истории. «Со всеми поправками на благоприятную историческую обстановку и на необычайное, истинно поразительное счастье большевиков, мы должны признать огромной роль личности Ленина в событиях 1917 года»,— писал он.

Политическая публицистика Алданова и сейчас могла бы стать предметом заинтересованного разговора, во всяком случае, историки и сегодня могли бы кое-что там для себя обнаружить (как, впрочем, и литературоведы в статьях и заметках Алданова о литературе).

В июне 1940 года, после оккупации Франции гитлеровцами, Алданов переехал из Парижа в Ниццу и вскоре — в Нью-Йорк. Одним из последних с ним простился Бунин. Накануне отплытия Алданов ему писал: «В Нью-Йорке я решил первым делом заняться поиском денег для созданья журнала...», и уже из Соединенных Штатов в 1941 году: «Толстый журнал будет почти наверное... можно будет выпустить книги две, а потом видно будет...» Алданов считал своим долгом создать журнал, который продолжал бы традиции «Современных записок», прекративших свое существование в оккупированной Франции. Сам он редактировал первые четыре номера этого созданного с М. Цетлиным издания, названного «Новый журнал» и также оказавшегося интересным и жизнестойким. К настоящему времени вышло более 160 его номеров, в которых опубликованы многие, имеющие большую важность для литературы и общественной мысли России XX века, материалы.

В 1947 году Алданов вернулся в Ниццу, и с тех пор жизнь его проходила между Францией и США, где он попеременно жил.

В июле 1956 года писатель участвовал в заседаниях 28-го конгресса Международного Пенклуба в Лондоне, в ноябре — праздновали его семидесятилетие. А спустя четыре месяца, 25 февраля 1957 года, Алданов умер в Ницце. Там он и похоронен.

* * *

Роман «Святая Елена, маленький остров» появился па страницах «Современных записок» в 1921 году. Следом печатались романы  «Девятое Термидора», «Чертов мост», «Заговор»^{1}. Предполагалось, что поначалу это будет трилогия о событиях в России и, постольку поскольку, в Западной Европе периода 1793—1821 годов. Однако замысел разрастался, материала было предостаточно. По «Святой Елене» чувствуется, что Алданов еще только подходил к тем огромным золотым россыпям, которыми он блестяще овладел позже. И определенная закономерность во всем этом, безусловно, была — та самая закономерность, которая привела Л. Н. Толстого от романа о декабристах к роману о войнах 1805—1812 годов. Говорить о Наполеоне последних лет его жизни почти невозможно в романной прозе без рассказа о событиях, предшествовавших его коронации, то есть о событиях Великой французской революции, а самое революцию почти невозможно живописать только внутри французских границ, ибо рожденная ею волна прошла по всей Европе. В то же время, говоря о России конца XVIII века, также нельзя не сказать о Европе, и Алданов это неоднократно подчеркивал: история России той поры невозможна без событий европейской истории. В искусственном отрыве одного от другого он, кстати сказать, видел существенный недостаток блестящей, по его мнению, книги В. Ф. Ходасевича «Державин». И опять-таки нельзя, говоря о России рубежа XVIII—XIX веков, не вернуться к событиям Великой французской революции, где, собственно, таятся истоки и декабризма, и петрашевцев, и революционного движения в России 60—70—80-х годов, и революций 1905 и 1917 годов.

Историками французской революции проделана огромная, потрясающая воображение работа, но в художественной литературе, как ни странно, эта эпоха до сих пор почти не нашла адекватного своим масштабам отражения. Едва ли не первым обратился к этой теме Георг Бюхнер со «Смертью Дантона», затем через длительные промежутки времени появлялись «Шуаны» Бальзака, «Повесть о двух городах» Ч. Диккенса, «История одного крестьянина» Эркмана-Шатриана, «Девяносто третий год» В. Гюго, «Марсельцы» Ф. Гра, «Дантон» Р. Роллана, в нашем веке — «Боги жаждут» А. Франса, «Фуше» С. Цвейга и... С натяжками добавим Стендаля с «Жизнью Наполеона» и «Пармской обителью», Л. Фейхтвангера с «Лисами в винограднике», «Мудростью чудака» и «Вдовой Капота», и это все, почти все... даже количественно за двести лет немного... А о России и в России? Еще более удивительно, что русская историческая проза почти вовсе обошла Великую французскую революцию — может быть, какое-то прикосновение к ней есть у Ольги Форш в трилогии о Радищеве, но и только... А между тем... «Кто из пас, русских, не был загипнотизирован французской революцией? Кто с жадностью не бросался в молодости на изучение ее великих людей и событий?» — писала известная русская революционерка Екатерина Кускова в 1922 году.

Уже хотя бы по одному этому замысел Алданова не имеет себе равных, несмотря на то что, но сути дела, собственно, о французской революции, о завершающем ее этапе и у Алданова тоже не так много. «Самая картина революционной эпохи лишь намечена в настоящей книге»,— скромно оговаривается он в предисловии к роману «Девятое Термидора»,