расскажем об их нечистом на руку монсеньере. После уплаты долгов отпали все претензии к нам со стороны БАТО. Я заставил отца Ганса пообещать в письменной форме, что мы, монахи, останемся в Кане и не будем отправлены «совершать дела, угодные Господу, ни в один район, не выбранный по обоюдному согласию, в частности — ни в Кисангани, ни в любую другую общину на реке Конго».
Наши долги были погашены, но мы вновь оказались в привычном положении — без денег в банке и без определенных средств к существованию. Следовало ли нам снова заняться торговлей вином? Марка нашей продукции получила официальное признание — факт, безусловно, отрадный. И в то же время неприятный. Как новый настоятель Каны, я должен был думать о будущем монастыря, если он таковое имел.
Как-то раз, когда я сидел за своим рабочим столом, изучая каталог винодельческого оборудования, вбежал брат Джером с каким-то письмом.
— Почерк! — взволнованно воскликнул он.
Этот почерк я узнал сразу. Судя по штемпелю, письмо было отправлено из Каракаса. Я вскрыл конверт и прочел:
«Дорогой брат! Надеюсь, это письмо попало к вам, а не к какой-нибудь назойливой правительственной ищейке. В последнем случае не стоит терять время на отправку вертолетов в Венесуэлу. Меня там уже не будет. Сожалею, что вынужден был уехать в такой спешке. Я просто воспрянул духом, когда мне попалась на глаза статья в «Геральд трибюн», где сказано, что вы с БАТО пришли к полюбовному соглашению. От некоторых сицилийских друзей я узнал, что вы заставили отца Ганса выложить часть украденных у нас денег. Кроме того, они сообщили мне, что уже получили остаток причитавшейся им суммы. Тем не менее, карман у этого священника-растратчика, любителя чужого «Фижака» и футбольного тотализатора, по-прежнему набит битком, и я намерен заполучить эти деньги назад, пока он все не промотал. Когда я до него доберусь, настанет мой черед прочесть ему последние слова святого Тада. Я ручаюсь, что после того, как мы с монсеньером М. распрощаемся навсегда, все станут говорить: «Воистину этот человек познал боль». Я постоянно думаю обо всех вас. Вы не планируете возобновить производство вина? Конечно, я не вправе давать советы, и все же рискну. Прекращайте торговлю вином. Забудьте и обо всем остальном, что обычно продают монахи — о сыре, варенье, пирожных и так далее. Пусть монастырь станет постиндустриальным. Вспомните о важнейшей миссии религии — о розничной торговле духовной мотивацией. Суть религии не в работе над собой, а в надежде на собственные силы. Вспомните о важнейшей миссии монашества — о сохранении и распространении вековой мудрости. Урежьте свои накладные расходы — выбросьте эти ржавые чаны, — и дайте людям то, чего они хотят на самом деле (помимо хорошего вина по сходной цене). Короче говоря, торгуйте утешением, а не совиньоном. Ну, мне пора. Иду на футбол — матч может оказаться очень интересным. Да благословит вас всех Бог, и не забывайте приберегать самое лучшее напоследок. Ваш (бывший) Аббат».Я привез письмо Филомене, уже ставшей послушницей в женском монастыре неподалеку. Мы встретились в гостевой комнате. — Похоже, Аббат полон решимости изловить монсеньера Миловидного, — сказал я. — Мне бы очень хотелось оказаться рядом, когда это случится. — Мне тоже. — Я могу понять человека, который то и дело проигрывается вчистую. Это болезнь. Возможно, он заразился ею от отца. Но я никак не пойму, почему он забрал все наши деньги. — Думаю, он пытался найти оправдание в том, что деньги ничего не значат, — сказала она, — но это не так. Он вырос в богатой семье, потом его отец всего лишился. Потому он и поступил на службу в Ватикан — это было почти то же самое, что вновь разбогатеть. Но он ненавидел Блютшпиллера. Просто изнывал от желания удрать от него подальше. Думаете, почему он провел так много времени у нас? В тот день, когда вы сообщили ему о приезде Блютшпиллера, он почувствовал страшную опустошенность. — А как по-вашему, которым из способов святого Тада Аббат намерен умерщвлять его плоть? — Вероятно, для начала он собирается отпилить ему голову, — сказала Филомена. — Я желаю Аббату удачи. Но мне не совсем понятны остальные мысли, содержащиеся в письме. Что значит «торгуйте утешением, а не совиньоном»? Звучит так, словно он вычитал это у Дипака. Почему нельзя попросту делать приличное вино? — Забудьте о вине, Зап, — сказала она и взглянула на письмо. — Мне нравятся эти слова о «постиндустриальном монастыре». Строки о «важнейшей миссии». По-моему, он нашел верный способ сокращения накладных расходов. Когда-то Церковь торговала индульгенциями, в обмен на наличные предоставляя людям отсрочку от Чистилища. Вот вам и минимальные накладные расходы. — Ну что ж, если я решу начать торговлю индульгенциями, то непременно найму вас с Брентом делать информационно-рекламную передачу. «Постой, Себастьян! Не хочешь ли ты сказать, что следующие пятьдесят позвонивших получат тысячедневную отсрочку заключения в Чистилище, причем по невероятно низкой цене — всего за девятнадцать долларов девяносто пять центов? А в придачу, совершенно бесплатно — этот замечательный большой пляжный зонт?» Индульгенция — не лучшая страница истории Католической Церкви. В то время существовала так называемая Реформация. Хочется верить, что деньги для Церкви не самое главное. В конце концов, монахи дают обет нищеты. — Ну конечно, — сказала она, — холостяку, которому не нужно содержать семью, легко читать проповеди о том, что деньги — зло. Наверняка распространение подобных идей было выгодно в те далекие времена, когда монастыри существовали на пожертвования дворян, делавших все, чтобы крестьяне не позарились на их богатство. Давайте не будем лукавить: деньги имеют большое значение. С какой это стати люди должны отказываться от денег? — Ага, понятно. Нагорная проповедь была просто не совсем верно истолкована. На самом-то деле Иисус хотел сказать, что «блаженны стяжатели, ибо они будут ездить на заграничных машинах». Вы же сами в это не верите. Иначе вы не оказались бы здесь, в монастыре. — Нет, — продолжала настаивать она, — мы, конечно, должны объяснять людям, что деньги — это еще не все. Есть и другие важные вещи. Но им будет гораздо легче сосредоточить внимание на этих важных вещах, если они избавятся от денежных забот. — Кажется, я начинаю улавливать смысл ваших слов. — Я лишь хочу сказать, что люди станут слушать нас гораздо охотнее, если мы будем объяснять им, как заработать больше денег. — Значит, по-вашему, мы должны заделаться специалистами по работе над собой? Вы же сами говорили, что они