вокруг глаз морщинками...

- Как много счастья у одного человека!

Заканчивалось письмо сообщением о традиционной встрече выпускников курса, на которую Вероника непременно должна приехать.

"Какого мая? - она вернулась взглядом на число, будто и впрямь собиралась ехать. - Неужели прошло всего двадцать пять лет?"

Пугливой воробьиной стайкой налетели воспоминания о той, почти чужой жизни: весёлая безалаберность общежития, первая лекция, городская читалка, где её обдавал жаркой волной Мопассан с его "Милым другом", танцы под магнитофон в институте по субботам.... И, конечно, Леон - её радость и мука.

Дамское танго. Их танец. Она не очень-то и спешила, приглашая его. Знала: её никто не посмеет опередить.

Под душем она закрыла глаза и, подставив лицо под тёплые струйки, чтобы полнее ощутить то время, прерывистым шёпотом запела:

- Ты спеши, ты спеши ко мне,

Если я вдали, если трудно мне.

Если я, словно в страшном сне,

Если тень беды в моём окне...

Будто "живая вода" смывала душистую пену с её юного лица.

- Ты спеши, когда обидят вдруг,

Ты спеши, когда мне нужен друг.

Ты спеши, когда грущу в тиши,

Ты спеши...

Ты спеши...

Забеременела Вероника на последнем курсе, перед защитой диплома. Через месяц Леона призвали в армию. Сказал: ненадолго.

На третьем месяце она сделала аборт. Леон уговорил в письмах из Германии: "Рано ещё нам ребёнка заводить. Почему тогда не думала? Поверила в чудодейственную силу воды с уксусом? Если оставишь - вряд ли меня больше увидишь. Детей нужно делать с согласия обоих".

Врачи тогда сказали, что при её отрицательном резусе после аборта грозит бесплодие. Леону она об этом не написала. Побоялась, что, узнав такое, он её точно оставит.

Больше Вероника его не видела, хотя часто вспоминала, то с ненавистью, то с любовью.

А ещё через полгода пришла кара, при воспоминании о которой каждый раз с ней случался приступ удушья.

Один из сынков хозяев города после долгих домогательств, оскорблённый отказом, подстерёг её в подъезде и плеснул в лицо серной кислотой. Так она провалилась в ад.

Мучений добавляло заявление обвиняемого в суде о том, что Вероника была его любовницей. "Выйду - из-под земли достану!"

Мать не вынесла этого и вскоре после их переезда в другой город умерла от горя. Вместо неё.

Чтобы прервать тяжёлые воспоминания, она стала разглядывать свою фигуру в отражении. Наверное, хозяйка квартиры была хороша собой, если сделали для утех в ванной зеркальную стену. Вероника тоже любила своё тело. Как назло, оно никак не хотело стареть. Будто дожидалось ещё кого-то. Всё такие же упругие груди, плоский живот...

Вспомнились ласки Леона. Как она будто прыгала в глубокую пропасть и летела вниз с замирающим от восторга сердцем, уверенная, что у самой земли он её подхватит своими сильными руками.

Ужинали они с Гагариным любимой его картошкой в мундирах и молоком с плетёнкой.

"Нет, всё-таки, мужчины - животные в большей степени, чем мы, женщины, - подумала Вероника, глядя, как Гагарин ест картошку вместе с кожурой. И глупее, к тому же".

Эта мысль была не нова, но слегка её развлекла. Сразу на душе стало спокойнее.

Только что полученную "Иностранку" она отнесла на тумбочку у кровати.

"Вот, где мужчина!" Два долгих месяца после предыдущего номера она ждала этого свидания. В предвкушении удовольствия от чтения, Вероника, ополаскивая посуду, даже просвистела несколько тактов из "Вальса цветов". Наконец, разделась и, забыв пожелать спокойной ночи Гагарину, поспешила в спальню, где её ждал брутальный, но благородный богач-бедняк Том Джордан - настоящий мужчина.

Утром Вероника проснулась позже обычного. В городском архиве, где ей когда-то удалось устроиться на незаметную должность, был выходной. Лёжа в постели, она мучительно пыталась вспомнить сон.

Казалось, вот-вот нащупается нить, потянув за которую, можно распутать клубок сновидения, но каждый раз в последний момент она ускользала. Какой-то гул мешал ей сосредоточиться.

- Вот бурундук несчастный! - босиком прошлёпав до клетки, Вероника вытряхнула Гагарина из центрифуги, и тот обиженно забился в угол своего домика.

В какой-то момент в сознании мелькнул обворожительный образ девушки, похожей на Софию Ротару, и тут же в её собеседнике, который что-то прятал за спиной, Вероника с ужасом узнала главного своего врага.

- Что ты строишь из себя недотрогу?! Ты такая же тварь, как все!

Вероника понимала, почему она сейчас видит себя со стороны и в другом обличье. Ведь если б этот ужас ей пришлось испытать опять, она бы сошла с ума или умерла от страха и унижения.

Вначале она его только услышала:

- Запомни, больше ты эту девушку пальцем не тронешь! Будешь обходить её десятой дорогой!

Вероника никогда не думала, что мужской голос может доставить ей такое удовольствие.

- Кто это? Кто? - дивились в толпе смельчаку.

- Это Томас Джордан. У него удар левой - смертельный! - донеслось издалека.

- Где ты так долго.... Ай!!! - Вероника выронила на горелку под чайником обугленную спичку и затрясла обожжённым пальцем, - Дурдом какой-то. Надо выбросить это из головы.

На какое-то время за уборкой квартиры ей удалось отвлечься, но вытирая пыль с книжной полки, рука потянулась опять к заветному роману. И она снова окунулась в запретный, но такой манящий мир: любовалась с Томом звёздным небом над Мальдивами с палубы его яхты, пила с ним виски в приморском ресторанчике Монте-Карло.... Но самое главное, она придумала другой конец романа.

Та драка с хорватом в баре была из-за неё. Том защищал её честь, но остался жив. Она выходила его тогда и, народив двух сыновей, они жили долго и счастливо.

Внезапно ей приходит мысль изобразить Тома на бумаге. А что, ведь физрук, который в их школе вёл рисование, хвалил её работы.

Найдены несколько цветных карандашей, вырван лист из старого альбома и к вечеру, после долгих мучений, портрет был почти готов. Оставалось пройтись жёлтым цветом по пляжу необитаемого острова слева от головы, и по солнечным лучам над пальмами - справа. Кроме