того, решив придать лицу больше мужественности, она поклевала вокруг сжатых губ черным карандашом, намекая на лёгкую небритость.

Теперь Том стал похож на исполнителя роли Тарзана в трофейном голливудском фильме. Почти таким он ей и снился.

Левая рука его держала морской бинокль, а правая - несоразмерно маленький штурвал. Причём бумага на месте правого кулака была протёрта ластиком насквозь, из-за чего руку пришлось неестественно изогнуть и удлинить.

В целом она осталась довольна своей работой.

С этого дня Том занял место на полке в изголовье её кровати.

Рассматривая рисунок перед сном, Вероника переносилась на свой необитаемый остров. Туда, где мир был полон ярких красок и запахов из детства. Она явственно слышала крики чаек (как в родном приморском городе), шум океана...

Там у пришвартованной яхты ее ждал человек, с которым она готова была делиться этим переполнявшим ее богатством.

Пальцы расслаблялись, лист вываливался из руки, и она улетала то ли в грезы, то ли в сладкий сон.

Иногда в мирной, размеренной жизни случался сбой. Делая уборку она, бывало, взрывалась:

- Ну когда ты, наконец, научишься ноги вытирать!

После чего Гагарин крутил свою центрифугу еще более неистово, мешая ей уснуть.

Утром они дулись друг на друга, но конфликт заканчивался тем, что придя с работы, она готовила ему картошку в мундирах и после этого они целовались.

Наступила весна. Теперь все чаще, уже и днём, прикрыв в спальне шторы, она улетала к Томасу.

В выходные дни, когда начало пригревать солнышко, Вероника открывала окно и спрятавшись за фикус, в отцовский морской бинокль рассматривала лица прохожих. Так в детстве она высматривала на море корабль, на котором должен приплыть отец.

Однажды вечером, не зная зачем, она достала из книжного шкафа материно "Домашнее консервирование". Книга сама раскрылась в руке и Вероника увидела пожелтевший от времени конверт со штампом "адресат выбыл". Письмо было к отцу: Княжинскому Леонарду Леонтьевичу, во Владивосток. От матери.

Вероника опешила. "Мистика какая-то". Для чего она возила по всем квартирам это не нужное ей "консервирование"? Почему мать не сожгла письмо. Забыла?

Мелькнула мысль "прочесть", но ей сразу стало мучительно стыдно, будто у двери родительской спальни собралась подслушать ночные звуки.

Проснувшись ночью, Вероника долго ворочалась.

"Может, мать хотела адрес мне оставить?

Да, так и кинулась его искать! Если б хотел быть отцом, сам бы давно объявился. И как могут дурочки в той передаче, первый раз в жизни увидев, обнимать их с плачем, целовать... Тех, которые на краю света от них спрятались."

На следующий день, придя с работы, она первым делом поставила на стол блюдо из серванта и принялась на нем сжигать письмо. Как в фильмах о разведчиках.

Спички гасли, но когда пламя охватило весь конверт, она вдруг, обжигая ладони, стала суетливо сбивать огонь.

- Я не вскрывала его, наоборот... - а дрожащие руки уже разворачивают листок с обугленным крестом посредине (свою фотографию с опаленным лицом она сразу машинально отложила).

Читала, едва касаясь взглядом строк, подобно тому, как в детстве на цыпочках пробегала по мокрому, только что вымытому матерью полу под недовольное ее бурчание.

Удивление вызвали первые же слова письма. Только сейчас она узнала, что мать таким образом сокращала имя Леонард.

"Здравствуй Леон. Ну как там поживают твои коралловые рифы? Защитил, наконец, диссертацию?

Ты, наверное, удивишься моему...

Вчера твоей дочери исполнилось шестнадцать лет. Посмотри, какой она стала красавицей! Учится хорошо, собирается стать геологом...

Конечно, мне было не просто все эти годы одной. Но я не жалею. Рожала, даже если бы при той нашей встрече, узнав обо всём, ты не согласился на другой день расписаться.

Я ведь понимала, что насильно мил не будешь, и дала развод тебе как обещала: через год. Не удерживала. Хотя ты и года не выдержал.

Алименты? Я уверена, что ты не против был. Это ведь твоя дочь. Глаза, цвет волос... У нее даже походка твоя.

Знаю, что ты "не создан для семьи", но посмотреть на дочь, неужели не хочется?

Будь здоров, Княжинский. Моллюскам привет.

P.S. Я любила тебя".

- Выходит, что она могла и не родить меня? - Вероника представила, как ее выскребают, будто остатки белка из яйца всмятку, и дрожь пробежала по всему телу.

Она ведь никогда не интересовалась, сколько месяцев прошло со дня их свадьбы до ее рождения. Мать говорила только, что родила ее недоношенной.

Фотография с молодоженами нашлась неожиданно легко. На обороте действительно оказалась дата, и Вероника стала сосредоточенно загибать пальцы.

Так и есть: до свадьбы те же роковые три месяца беременности. Почти как у нее до аборта. Лишь с той разницей, что уже никто и никогда не будет ей благодарен так, как сейчас она была благодарна матери за свое рождение.

Нашкодившей школьницей Вероника тихонько забралась на диван и надолго застыла там в позе эмбриона.

Закончился апрель с его пекущим солнцем и заморозками по ночам.

Не случайно всю последнюю неделю Веронике было так тревожно на душе. В мае в ее дом пришла беда: умер Гагарин.

Он лежал в углу клетки, съежившись, уткнувшись головой в полусжатые кулачки. Вероника достала остывающее тельце и, отгоняя ужасную мысль, безуспешно пыталась оживить его своим дыханием.

Гробик она склеила из красной картонной папки, в которой хранился весь ее архив. В бинокль высмотрела место в скверике под кустом сирени. Для рытья ямки не нашла ничего лучше лопатки, которой переворачивала блинчики.

Двор опустел и умолк, только когда стемнело.

Веронику пугала темнота, но людей она боялась больше.

Благо, луна уже набрала силу, а трель соловья в сквере немного развеивала страх. К тому же, невдалеке, над детской площадкой, светилась лампочка.

Опустив Гагарина в сырую ямку, она слепила над ним холмик, как делала когда-то в детской песочнице, и минуту постояла.

- С кем же я теперь картошку в мундирах есть буду, - попричитала шепотом, оплакивая его по-бабьи.

На