- Да ты что?! Вот так Княжна...
Вероника до хруста стиснула зубы, чтобы не закричать "неправда"! Затем, пытаясь сдержать слезы, закрыла глаза.
- В тихом болоте черти водятся.
- Слишком высокого мнения о себе была. Говорит мне: "семечки с арбуза нужно сначала в руку плевать, а потом уже в тарелку класть". Тоже мне... учитель жизни.
- Я слышал, что Леон там, в Германии, и остался.
- Он может вечером прямо в ресторане появиться. Такие эффекты Леон любил.
По голосу Вероника узнавала не всех, но на лица смотреть не хотела - пусть остаются в памяти прежними.
Тихонько встала, осторожно обошла стоявших и пошла, скукоженная вверх по бульвару. Вспомнила, что забыла взглянуть на здание института, но возвращаться не стала.
В ресторан на "Московской" в этот воскресный вечер было не пробиться. Самые возбудимые прикладывали к сверкающему неоном стеклу купюры разного достоинства, соблазняя бородатого швейцара, но тот лишь мрачно взирал на публику со своего трона возле гардероба.
Наконец он поднялся, оправил ливрею и разгладил бороду.
Проходя мимо колонны, на которой висело кашпо, швейцар замедлил шаг и приблизил горбатый нос к горшочку с геранью. Толпа притихла.
Открыв стеклянную дверь, он жестом поманил Веронику. "Обознался, что-ли?" - терялась в догадках она.
За спиной щелкнул замок и в толпе опять зашумели.
- Отец Сергий, пусти! - кричали в замочную скважину, - пусти Христа ради!
Проходя возле цветка, Вероника ощутила сладковатый, странный для герани аромат.
- Да ведь это ладан, - вспомнила на лестничной площадке она.
Ресторанный зал встретил ее безудержным весельем.
"- Поспели вишни в саду у дяди Вани,
У дяди Вани поспели вишни,
А дядя Ваня с тётей Груней нынче в бане,
А мы под вечер погулять, как будто вышли..."
- неслось с эстрады.
Время от времени то там, то тут, салютовали выстрелами шампанского.
Свободных мест не оказалось (разве бывают свободные места в раю?), но слащаво-приторный официант предложил Веронике за дополнительную плату приставной стульчик.
"А еще за моральные издержки возьмет", - подумала она, следуя за молодым человеком через служебный ход.
Стул он приставил к небольшому столику возле кухни, который предназначался для грязной посуды.
Так даже лучше, - подумала Вероника, усаживаясь чуть ли не спиной к залу - хотелось немного освоиться.
- Пить будете? - с ударением на первом слове, зевая, спросил официант и покосился сверху вниз.
- Сынок, я в завязке, - неожиданно для самой себя тоном хозяйки воровской малины ответила Вероника и добавила, - два крепких кофе, и погорячее! Подумала: Что ей терять? Все, что могла, она уже потеряла. А к хамству была чувствительной всегда и ранимость свою связывала с комплексом неполноценности.
Не успел скрыться официант, как из-за дверного косяка начали выглядывать другие работники ресторана.
Если бы у нее был наган, по закону жанра она должна была, якобы случайно, его показать. Но у нее не было нагана.
Когда за спиной перестали плясать и разгорячённая публика расселась, она нашла взглядом в центре зала своих.
"Здесь. Он здесь!" - предчувствие ее не обмануло.
Она обернулась, чтобы смочить пересохшее горло, но кофе еще не принесли.
"А он в неплохой форме. Стал импозантнее. Интересно, жена подбирала галстук, или сам? Отчего с возрастом у людей так меняются выражения лиц? - подумала Вероника, - они становятся самодовольными, насмешливыми, часто вульгарными. Это их сущность или защитные маски?
Татьяна не изменилась - сама непосредственность, и вот результат: Леон уже второй раз приглашает ее на танец. Хотя возможно, это тоже маска - она всегда была умненькой".
Столик Вероники недалеко от эстрады и ей видно, как их пара в медленном танце подходит все ближе. Вот ее подруга что-то шепчет Леону на ухо и Веронике кажется, что Татьяна специально увлекла его сюда, чтобы показать "невидаль".
Вероника отворачивается. Она вдруг вспомнила прочитанное где-то, как богатые парижские дамы для прогулок нанимали уродливых компаньонок, чтобы на их фоне выглядеть красавицами.
А заскучавший народ уже требует свою любимую "Москва златоглавая". Не рабы, чтобы плясать под любую дудку. Другое время настало.
На последнем куплете Вероника решительно встает и за спинами пляшущих подходит к эстраде. Она понимает безумность затеи, но если сейчас не сделает этого, будет жалеть всю оставшуюся жизнь.
Оказалось, что песню "Не спеши" музыканты не знают, но вместо нее могут исполнить "Сиреневый туман".
Едва она отошла, как за спиной прозвучало:
- Объявляется дамское танго!
Если б сейчас с небес громогласно объявили о конце света, это взволновало бы ее меньше.
Теперь главное, успеть подойти к его столику раньше Татьяны. Та уже встаёт! Осталось всего несколько шагов...
- Смотри, Леон! Это по твою душу! И-и-и-хи-хи-хи... - истерично закатился знакомым фальцетом его товарищ.
- Заткнись!!
- Да это же та тетка с бульвара!
По тому, как менялось лицо Леона, его глаза, Вероника поняла: он узнал её.
Возле его столика она слегка замедлила шаг и ...прошла мимо.
"Зачем я, дура, сняла очки, - ругала она себя. Окликнет или нет?"
Сдерживаясь, чтобы не побежать, она своей княжеской походкой прошла к лестнице и там уже застучала каблуками вниз по ступенькам.
Мысли теснились, отталкивая и исключая одна другую:
"Чего я хотела? Оправдаться? Тогда почему убежала?
Что еще я должна сделать, какие круги ада пройти, чтобы.... Да ничего я ни кому не должна. Плевать! И мне никто не должен. Ни кто не обязан тебя понимать. И не поймёт. Тут сама себя...
Говорят, что смерть - это плата за жизнь. Не-е-ет... Она - избавление. как раз жизнь и есть плата за рождение".
? ? ?
По пути на вокзал, когда вагоновожатый трамвая уже закрывал двери на остановке "Автостанция", в памяти Вероники вдруг всплыла фраза слепого из электрички: "поезжай автобусом".
-