Это что, просто спектакль был? Розыгрыш?
— Поттер, я тебя спрашиваю! Что это?!
И снова как-то осторожно встряхивает за плечи. Только сейчас Гарри замечает кусок пергамента, зажатый в тонких пальцах слизеринца. Рисунок.
— Драко… Малфой, просто отдай, ладно? Потом можешь смеяться. Но это мое.
Медленно-медленно пальцы слизеринца обхватывают протянувшуюся вперед ладонь заклятого врага. Чуть сжимает, тянет на себя, тянет ближе.
— Это то, что я думаю, Поттер? - неожиданно взволнованно, хрипло. А губы почти царапают губы, и дыхания смешиваются, сбиваются, и капельки пота блестят вдруг на коже, а на виске быстро-быстро колотится тонкая синяя жилка. - Гарри?
И собственное имя со слизеринских губ выбивает пол из-под ног, и приходится ухватиться за ворот мантии давнего врага, чтоб устоять, не рухнуть позорно перед ним на колени.
— М-малфой. Я пойду, раз тебе помощь не нужна.
Жарко. Так жарко, что хочется стянуть сдавивший шею галстук, расстегнуть верхние пуговки… или просто с разбега нырнуть в стылые воды Черного озера с позвякивающими на поверхности льдинками.
Драко насмешливо фыркает и опускает руку на пояс, притягивая ближе. Так, что ремень впивается в живот. Так, что чувствует каждый изгиб, каждую мышцу.
— Мне очень нужна твоя помощь, Поттер. Очень. Боюсь, один я не справлюсь. И никто не справится, кроме тебя, - выдохами, почти стирающимся шепотом, невзначай скользнув по губам кончиком влажного языка.
Перед глазами темнеет, и двери Выручай-комнаты проступают в стене недвусмысленным намеком.
Гарри задыхается, потому что Драко так близко, потому что так пахнет снежными ягодами, зеленым яблоком, орехами. Потому что не отпускает руку, а ведет за собой в услужливо растворяющиеся двери. Потому что обхватывает губы губами и запускает в волосы пальцы с таким жадным стоном, что отшибает сознание.
И больше нет ничего. Только Драко. Только сейчас.
========== Часть 7. ==========
Стены дрогнули, и потолок Выручай комнаты, почему-то мерцающий звездами, поплыл куда-то в сторону, когда Драко резко двинул бедрами, входя до конца, заполняя собой без остатка. Гарри выгнулся под ним, вцепляясь в плечи, оставляя на алебастровой коже темные синяки от стискивающих пальцев. Вздрогнул, когда рот Малфоя жадно впился в шею, помечая, почти прокусывая, почти до крови.
И только перезвоном, перестуком, вспышками в голове: “Еще, Драко, еще, я прошу. Ближе, ох… Мерлин… Хочу, больше хочу…”
Ни слова не срывалось с плотно сомкнутых искусанных губ, только хриплые стоны, смешивающиеся с всхлипами слизеринца. Только яркие зеленые глаза — вспыхивающие как у безумца. Только тело, что подается вперед, пытаясь слиться с другим телом — стройным, почти что изящным, впечататься в него, раствориться без остатка, исчезнуть под бледной аристократической кожей, растечься по этим бледно-голубым венам.
Позже Драко скатывается с него на мягкий ковер, ищет на ощупь пачку магловских сигарет. Одними губами выговаривает: “Инсендио”, прикуривает. Затягивается так глубоко, что обжигает губы и легкие. Он не смотрит на тяжело дышащего Поттера, что уже сел и подслеповато щурится, пытаясь найти то ли мантию, то ли белье. Россыпь засосов на плечах и шее мальчика-который-выжил в тусклом, неровном свете мерцающих тут и там свечей кажутся безобразными синяками, следами побоев.
Драко плевать. Он снова затягивается, выкуривая одной затяжкой почти половину. Не морщится от того, как в горле першит, от противного вкуса дегтя, оседающего на языке, от вонючего табачного дыма, впитывающегося в кожу. Все, что угодно, лишь бы уничтожить вкус Поттера, его запах, любое свидетельство произошедшего. Свидетельство собственной зависимости. Почти что болезни.
— Сведешь магией засосы, больше не приходи, — лениво бросает Малфой и все еще не смотрит на Гарри. Не смотрит, как тот прогибается в спине, застегивая брюки, не смотрит на ямочки на пояснице, когда тот наклоняется за рубашкой, и на обтянутую темной тканью задницу, которую пару минут назад мял своими ладонями, он тоже не смотрит. Не смотрит на острые ключицы и такие тонкие ломкие запястья. Не смотрит. Не смотрит.
— Малфой… Драко… я должен сказать. Ты прости, что только сейчас. Хотел вот в последний раз, чтобы без всяких… как прежде.
Мальчишка почему-то начинает заикаться, прячет глаза, а потом долго протирает очки полой мантии прежде, чем нацепить на нос. Драко осторожно опускает руку, чувствуя, как дрожат пальцы. Что он несет там, придурок гриффиндорский? Не может же он… или может?
— Что ты там бурчишь? Сказать нормально не можешь? Достал, - Малфой фыркает нарочито пренебрежительно и самодовольно, хотя едкий холодок ползет от затылка вниз, распространяясь под кожей.
“В последний раз”, - грохочет в голове, раскалывая череп. В последний.
— Хочу все прекратить, Др… Малфой. Не могу больше. Скрываться, искать время для встреч, чтоб не заподозрил никто. Не хочу. Не хочу больше ничего, — бормочет и губу зачем-то жует, а еще смотрит из-под своих черных ресниц с какой-то отчаянной надеждой, мольбой, и зелень глаз, что Драко так часто видел подернутыми туманной дымкой желания, кажется, выжигает в груди все. Как Адское пламя. Подчистую.
Мальчик-легенда наигрался? Знаменитый Гарри Поттер устал от своей чистокровной игрушки? Нашел новый объект для внимания? Драко по привычке нацепляет маску холодной брезгливости, дергает плечом, пытаясь не замечать, как медленно, очень медленно что-то умирает внутри, и грудь будто заполняется пустотой, черной и вязкой, как небо над Астрономической башней в бурю.
Хочется заткнуть уши, чтобы не слышать, не слышать, не слышать. Проще снять наушники на уроке Стебль и сдохнуть от воплей горластых мандрагор, чем…
— Ладно, — бросает лениво и тащит в рот новую вонючую палочку, чтобы хоть чем-то занять руки, что уже тянутся к шрамоголовому идиоту, чтобы стиснуть, прижать, не отпускать.
— Ладно? — Поттер лохматый и смотрит так беззащитно, потеряно даже. Часто моргает, а потом кивает сам себе, будто отвечая на незаданный вопрос.
— Ладно. Это ты удачно придумал. Однообразие приедается, Поттер, не так ли?
Слизеринец лениво потягивается и поднимается (змей грациозный),