дерева, пока чуть не задушил самого себя, укоротив постепенно свою привязь и пригвоздив себя до лёжки к земле, смотрел на нас снизу вверх умоляющими глазами, в которых отчаяние смешивалось с каким-то нарастающим гневом.

Отвязал его, он враждебно на меня глянул, сделал свои дела прямо у крыльца.

Наблюдал за детьми, проявят ли они инициативу и уберут ли за собакой. Но нет. Дети скучкавались в сторонке и изнурённые стояли у двери. Я знал, что мне нужно проявить инициативу и убрать. Но слишком устал, ведь мне ещё писать в эту тупую книгу.

Не люблю богачей, из-за них мы, бедняки, чувствуем себя дураками и какими-то неполноценными. Не то, чтобы мы были бедными. Мы люди среднего достатка, я бы так выразился. Мы очень-очень счастливы. Я это знаю. Но всё же, это не правильно, что из-за богачей мы, люди среднего достатка, чувствуем себя дураками и какими-то неполноценными.

Пишу это всё ещё не протрезвев, поздно, завтра понедельник, а значит работа.

Работа работа работа. Тупая работа. Так от неё устал.

Спокойной ночи.

(7 сент.)

Только что перечитал последнюю запись и должен кое-что прояснить.

Я не устал от работы. Работа — это привилегия. Я не ненавижу богатых. Я ведь сам стремлюсь стать богатым. И когда мы, наконец, получим свой личный мост, форель, дом на дереве, ДС, и т. д. и т. п., мы, по крайней мере, будем знать, что заработали на всё это сами — собственным трудом, в отличии, скажем, от Торрини: у них, небось, семья просто богатого происхождения, вот и живут на всём готовеньком.

Сегодня на работе за ленчом был Осенний Корпоратив. Мы все спустились, вышло около тысячи человек. Играло небольшое трио. Кто-то раздавал флажки с надписью «ОК» оранжевого и жёлтого цветов, которые все почти тут же оказались на полу. По внутреннему двору протекает искусственная река, туда-то и повыкидывала кучка идиотов свои флажки. В итоге: фильтр с одного конца засорился. Вышел работник обслуживающего персонала с торчащими из кармана флажками, сердито походил вокруг и попытался выбить флажки из фильтра измерительной линейкой.

Как всегда, сэндвичи — сухие и плоские. Когда наш отдел, наконец, спустился, немало сэндвичей уже валялось на земле у сервировочного столика, по ним и пройтись уже успели.

Бросились к тротуару и наспех поели.

Я сидел и думал об Эве. Такая душка. Прошлым вечером, после дня рождения, она грустная сидела у себя в комнате. Спросил, почему. Она сказала просто. Но в блокноте: рисунок, сделанный карандашом: на нём грустные ДС. Сразу смекнул, что грустными они казались из-за фу-манчувских бровей. Ещё, образуя дуги, по щекам у них текли слёзы и на месте их падения — произрастали цветы. Примечание для себя: поговорить с ней, объяснить, что им не больно, они не печальны, а на самом деле счастливы, если учесть, какого им было до этого: они сделали свой выбор, они рады и т. д.

По НОРу^[7] передали очень трогательное сообщение. ДС из Бангладеш — отправляет деньги домой: следовательно, её родители в состоянии построить небольшую лачугу. (Примечание для себя: Найти онлайн, скачать и показать Эве. Починить компьютер. А то он тормозит. Из-за нехватки памяти? Может удалить «Цирк неудачников»? Из-за низкой памяти акробаты бегают с лагами + тормозят слоны = неинтересно.)

К часу мы вернулись к работе. В лифте, кто-то ещё держит сухие сэндвичи, мы, все в галстуках, с красными лицами кучкой шутим об Осеннем Корпоративе, что, мол, это не корпоратив, а быстроротив какой-то и т. д и т. п. Потом умолкли и прокручивали всё с восторгом сказанное в голове, будто боролись за приз в номинации «Тупое высказывание».

Затем исподтишка стали поглядывать на зеркальный потолок лифта, чтобы посмотреть на проплешины и т. д. и т. п., увидеть, на что мы похоже «сверху».

Андерс сказал:

— Птицы, небось, от меня за версту отлетают.

Никто не засмеялся. Все лишь сделали вид, будто сейчас рассмеются, так что Андерс не расстроился, ибо у него совсем недавно умерла мать.

(8 сент.)

Только что был в Вудклиффе, долго ходил по тамошним местам.

Там мои ровесники сидят в огромных креслах и читают при обильном оранжевом освещении. А где моё кресло таких же размеров? А оранжевое освещение? Ни кресла нормального, ни освещения хорошего, ни библиотеки домашней. Почему картины на наших стенах такие отстойные? Их всего две: одну купили в «Таргете», на ней какие-то машины допотопные, вторая с домашней распродажи — на ней пляж с чёртовым колесом. Что мы делаем не так? Где же наши обрамлённые картины — дорогие и шедевриальные, подписанные художником? (Примечание для себя: авось, с юным дарованием подружиться? Зайдёт он такой домой, познакомится с семьёй, и так сильно она ему понравится, что, может, он возьмётся и нарисует портрет семьи бесплатно? Рама, однако, всё равно дорого выйдет. А может, семья понравится ему ну так сильно, что он возьмётся сам обрамлять портрет, то бишь, считай, рама = часть подарка?) В Вудклиффе всё шикарно. Красивые клумбы, ночной запах кедровой скорлупы, моторные лодки на газонах под луной. За большим домом, я бы даже сказал замком, там, где пересекаются Лонгфелло + Пёрди-уэй, на отлогом дворе — 200 ярдов идеального газона. Там, в темноте, под лунным светом, в белой униформе молча висят пятнадцать (я посчитал) ДС. Потрясающее зрелище. Вот поднимается ветер, и они образуют небольшой угол, их униформа и волосы (длинные, распущенные, чёрные) принимают тот же уклон. Цветы здесь просто потрясают воображение (и тюльпаны, и розы, и что-то ярко-оранжевое, и что-то с длинными стеблями и белыми гроздями), а когда их покачивает на ветру, они издают специфический звук похожий на шуршание бумаги. Вот в доме играют на флейте, и ты словно переносишься в былые времена, когда тогдашние богачи возводили свои величественные сады и, разгуливая то там, то сям, без конца разглагольствовали о философии, когда землю покоряли ради удовольствия и т. д. и т. п.

Вот ветер стихает, и всё принимает прежнее вертикальное положение. С другой стороны газона: тихий вздох, несколько пророненных шёпотом фраз на иностранном языке. Может, это значит «спокойной ночи»? А может, «чёрт, ну и ветрище был, да?»

Я уже было собрался подойти поближе и подслушать, о чём они там говорят, но в последний момент всё-таки передумал: Стой-ка, подумал я, не надо, это же посягательство, плохая идея.

Так что я так и остался стоять, наблюдая за происходящим, думая и молясь: Господи, обогати нас. Чтоб нам на всё хватало. Помоги нам не отставать от наших друзей и коллег, то есть таких же, как мы, людей. Чтоб мы хотя бы смогли идти с ними в ногу. Ради детей. Не хочу, чтобы они страдали от того, что мы ниже их по положению.

Это всё, чего я прошу.