кровоточащий прокол приготовленной заранее ваткой, я сел, вставил ноги в тапочки, немного посидев, подождал когда прекратится головокружение, и медленно с остановками побрёл по коридору к своей палате.

В палате за время моего двадцатиминутного отсутствия ничего не изменилось. Всё тот же стол с немытыми кружками, чайником и засохшими пряниками, с которого поспешно убежал напуганный мною таракан. Те же грязные шторы, заплёванные от постоянного кашля всех её обитателей туберкулёзной мокротой, те же жёлтые стены.

На одной из трёх стоявших в палате кроватей спал мирно посапывая уголовник по прозвищу Немец, на другой сорока трёх летний умирающий цыган. Немцу было двадцать с небольшим лет. Почему его звали Немец я не знал, фамилия у него была вовсе не немецкая, а самая обыкновенная украинская оканчивающаяся на букву о. Скорее всего к представителям "высшей" арийской нации отношения он никакого не имел, да и родом он был не из Мюнхена или Берлина, а откуда-то из-под Черемхова. Возможно, прозвище это за ним закрепилось, как это часто бывает, после какого-нибудь совершённого им поступка может быть даже в детстве и преследовать теперь его будет возможно до самой смерти.

С цыганом же было всё проще, звали его все цыган, так как он и был чистокровный цыган, со всеми присущими этой национальности особенностями. Болезни его, в большинстве случаев стандартные для этого заведения ВИЧ, вирусный гепатит и туберкулёз, были в крайне запущенной форме. При среднем росте, вес его не превышал сорока килограмм, он около месяца почти ничего не ел и вставал только утром, один раз в сутки, сходить в туалет и оправиться. Цыган никогда не роптал, ни на что ни кому не жаловался, хотя жаловаться было на что, так как после обеда температура у бедняги поднималась до сорока, а кашель и озноб не давали ему покоя ни минуты. К моему сожалению, мне не раз приходилось наблюдать, как в подобных муках умирают люди, глядя же на Стаса, так его звали, удивляться его терпению и выдержки я не переставал, таких как он было мало.

Над его кроватью висели образа Спаса не рукотворного и икона святой блаженной Матрёны московской, которые повесила его жена цыганка Зухра, частенько его навещающая. Однажды совершая вечерние молитвенные правила, я посмотрел на него, так как молился почти всегда именно на эти образа, и спросил: - Стас ты крещёный? - Да - кивнул в ответ цыган. - Знаешь Стас, тебе походу дела кроме Бога уже надеяться не на кого, ты хоть молись про себя как можешь своими словами, проси у Господа, чтоб тебя простил и помиловал, должен помочь. - Я и так молюсь, матушку ещё Матрёнушку прошу всегда - спокойно ответил мне он. Как будто передо мной лежал не наркоман, просидевший по тюрьмам и лагерям чуть не половину своей сознательной жизни, а настоящий христианин, для которого молитва была делом привычным. Тогда мне стало ясно, откуда взялось это терпение, которому такому нытику как я остаётся только завидовать. Да подумалось мне. Очень может быть, что молитва этого неграмотного умирающего грешника, человека смирившегося благодаря своей смертельной и мучительной болезни как говориться до зела, ближе и приятней Господу, чем моё ежедневое длительное вычитывание всех положенных утренних и вечерних правил, к сожалению, часто без внимания. Такое удивительное терпение человек может получить только через Божью благодать , плоды его молитвы были на лицо.

Наверное, про него бы А.С.Пушкин сказал: " Цыган , был далеко не честных правил, когда не в шутку занемог, он уважать себя заставил, иначе поступить не мог".

Зайдя в палату я лёг на свою койку, отдышался закинул руки за голову и уставившись в работающий без звука телевизор , по которому как обычно шла какая то галиматья , вспомнил про Муршего, точнее про его страшную историю о лопнувшем глазе. К тому времени уже проснулся Немец. Он сел на кровать и смачно зевая, потянулся, красуясь своими ещё не расплывшимися на молодом костлявом теле, судя по всему не так давно сделанными татуировками. Так же как Мурашёв, молодой уголовник, с фамилией, оканчивающейся на букву о, был выпущен с Вихоревской туберкулёзной зоны по актировке несколько месяцев тому назад. Благодаря молодости и более менее здоровому образу жизни, Немец стал медленно, но верно поправляться (следует заметить, что он никогда не употреблял наркотики) ни дома, ни родственников, кроме старой бабушке, где то в деревне у него не было, поэтому больничная крыша над головой его вполне устраивала. И он, как говорил Мураш, по жизни сильно не заморачивался. Даже, наверное, совсем наоборот, завёл себе бабу в соседнем бараке, на десять лет его старше и почти каждый день до самого отбоя проводил у неё.

Однажды когда Немец в очередной раз вернулся из женского отделения, я его спросил его: - Немец, что там, в бабском то бараке наверно одни Зои из Базоя лежат? - Да нет, есть нормальные, - с полной ответственность заявил он. Из чего следовало, что болезнь ни сколько не мешала ему любить и быть любимым. Так же к великой его радости, наконец-то в этом году ему дали пенсию по инвалидности, которой ему хватало на сигареты и мелкие карманные расходы, в общем, наблюдая за ним можно было смело сделать вывод, что жизнь у него вполне удалась. - Саня - окликнул своего товарища по несчастью я. - Что за такой Мурашёв вчера заехал, тоже с девятнадцатой освободился месяц назад? - Немец по обыкновению своему знал всё что происходит, в каждом из трёх бараков составляющих больницу. Он знал, кто, где, когда и как умер, куда и откуда поступил новый пациент, кого и за что выписали или посадили, кто у кого что украл, в какой палате пьют, что пьют, где взяли деньги, какой по счёту день продолжается пьянка и тому подобное. Причём сам он не очень любил разговаривать, но информацией обладал в полной мере. Почти в каждой палате каждого отделения у него были свои "агенты" с которыми он встречался в курилках, и пользуясь среди них своим непререкаемым авторитетом вытягивал из них всё что его интересовало . - Мураш! - улыбаясь заговорил Немец . По его улыбки мне стало понятно что к нему он относился так же как и я довольно таки тепло и с интересом. - Да на ГЛК мы с ним вместе были, на курке он там был. Четвёрку однако взял по два восем. В седьмую палату его положили, где минингидчик лежит, свистанул который.

Я сразу вспомнил того несчастного сошедшего с ума парня. На фоне СПИДа и туберкулёза после длительного употребления синтетических наркотиков, которыми китайцы щедро завалили за последние несколько лет всю нашу и