прожег!

Главное, что установить это было невозможно. Стоя на страже фактически несуществующего пальто, Игорек извелся, хотя порой на него находили приступы прежнего очаровательного легкомыслия, и он напевал, почесывая носик, своим фальшивым тенорком известный романс:

— Рас-творил я паль-то! Стало душ-но невмочь! О-пустился пред ним на колени!

Потом, видя, что оно и не думает выкристаллизовываться, впадал в мрачность.

Но это было, как мы учили по химии, «первое агрегатное состояние». Не окончательное! Кончилось лето, к огромным окнам мастерской прилипли листья… Тут бы пальто и надеть! Но тут, увы, включили отопление, и… Я увидел вдруг Игорька, заглянувшего проведать вещицу и отшатнувшегося в дверях. Что еще оно отмочило?

— Оно… там, — пробормотал Игорек.

Ну а где ж, слава богу, ему быть!

— Оно…

Явно еще что-то отчебучило! Я смело пошел — и тоже отшатнулся. Фантом пальто. В связи с отопительным сезоном жидкость перешла в пар. Оно висело под потолком… и сквозь него просвечивал кафель! А была добротная вещь!

Игорек воровато захлопнул дверь. Не вылетишь, птичка!

Надо ли говорить, что после того режим посещения туалета еще более ужесточился. Летучее пальто — это та стадия, после которой наступает уже вера в черта. Но мукам предела нет. И виновата, как всегда, женщина. Минутная слабость этого уже ожесточившегося, в общем-то, человека!

Зашла ненадолго и — шасть в туалет. И тут же вышла.

— Стой! — крикнул он, резко обернувшись, и выдохнул: — Всё!..

Пальто выходило за ней из туалета. Игорек кинулся к нему — и воздушной волной, поднятой телом, выпихнул пальто на балкон. Пропустив через себя перила, оно повисло над бездной. Игорек с криком кинулся туда, в рукава руками вперед, как в смирительную рубашку, — я еле успел ухватить его за полу (пиджак тогда на нем еще был).

Оно кокетливо висело над бездной. Хоть бы исчезло совсем! Можно было постараться забыть о нем и наконец задуматься о строительстве нового пальто… но когда оно тут, рядом!

Муки Акакия Акакиевича, утратившего шинель, ничто по сравнению с этим! Там хоть было понятно — царизм, трудные условия существования мелкого чиновничества… а тут — за что и, главное, кто наказывает? Поздний социализм? Ранний капитализм? Ни хрена не понятно.

Чтоб как-то поддержать силы друга, мы помчались за водкой, и тут сверху на нас рухнул наш друг, кинувшийся все же в объятия пальто, его не удержавшие. Если бы не мы, он ударился бы об асфальт, мы, люди мягкие, сдержали удар… хотя в отношениях, честно сказать, получилась трещинка. Удар об нас произвел какую-то встряску в его мозгу — и он напал на Никиту, как только мы выпили принесенную водку, принесенную, кстати, вместе с его телом — на вес он оказался даже тяжелей водки! И вот…

Никита как раз заваривал в ванночке свой химизм — по теме «Бурные осадки в районе возможного наступления врага».

— Так «осади» хотя бы пальто, чтобы оно наконец выпало в осадок! пристал к нему Игорек.

— Ну хорошо, — волнуясь, согласился Никита.

Светлея лицом (Никита все же верил в свою работу, хотя не понимал ее), он набрал в клизмочку вонючего вещества и, помедлив, нажал на грушу. Вылетел плевок, и призрак пальто как-то скукожился, как после неудачной стирки.

— Что ты, гад, хочешь от меня! — заорал Никитон и, отбросив клизму ярко-красного цвета, выскочил на улицу. Вот так поссорились близкие друзья из-за того, что слишком всерьез относились к жизни. Снизу Никита глянул: висит! Значит, ни к черту не годна его химия! Значит, он не ученый… а бабий хвост, тянущий с государства деньги, чтобы жена его покупала антиквариат!

— Но я ж не хотел! — спохватился Игорь.

После того целую зиму пальто летало! Слава богу, не превратилось в снег.

И вот! Теперь! Над простором Невы появилось облачко… материализовавшись где-то у золотого ангела… Оно? Никита, чувствовалось, еще не готов был к примирению: глянул и отвернулся. Облачко ширилось.

Неужто летит наш друг в пальто, научившийся-таки в нем летать, и мы снова будем вместе, как раньше? Вопреки всему?

2

Вопреки нашей последней размолвке? Ведь, надо признаться, плюс к пальто мы еще успели наломать дровишек! Вот тут, свернув влево (чего не следует делать никогда!) у деревянного Иоанновского моста через Кронверку, мы и причалили месяц назад, на свою беду. Она стояла, распластавшись у гранитной стенки, как ящерка, греясь на солнышке, — сюда, за выступ бастиона, ветер не залетал… Зато мы залетели!

Мы и не планировали это плавание абсолютно серьезным, окончательным, последним — всего лишь, как говорят англичане, «трип» — превентивное плавание, подготовительное, разведывательное… Но получилась, увы, «разведка боем»!

— Ишь… распласталась! — Никита проворчал.

Я как джентльмен спрыгнул с высокого носа катера, подошел к ней.

— Привет. Ты кто?

— А Вика! А ты?

— А инженер! А поплыли с нами?

— А давай! А то я уже окоченела — кокетничать тут!

Я познакомил ее с Никитой, помню, даже сфотографировал. Никита, мрачный (уже тогда), проговорил угрюмо:

— Ну давай… скорее снимай! А то я устал уже доброе выражение держать в глазах!

И мы отчалили. С Викторией на борту, постоянно вскрикивающей от проплывающих красот, мы прошли под Троицким (тогда еще Кировским) мостом, поплыли вдоль тонко сплетенного чугуна решетки Летнего сада… «Где статуи помнят меня молодой. А я их под невскою помню водой», — с волнением прочла Вика. Впрочем, она-то была еще молода, и сама мало что помнила — только стихи… Но зато теперь-то ей есть что вспомнить!

Радостно мы свернули по широкой дуге, мимо грозной «Авроры», голубого (видно, в цвет волн) Нахимовского училища и вошли в Большую Невку. Как ни странно — тут, в узости, ветер дул гораздо сильней, волны были выше и злей. К чему бы это? Как темное облако, набежало сомнение… Может, мы зря? Немало уже наш друг горя повидал от случайных гостий — взять тот же случай с пальто. Но мысль эта рассеялась… мысли наши легко тогда рассеивались, особенно на ветру, и осталось лишь ликованье — мы часто ликовали тогда. Порадуем внезапным своим появлением, а еще и!.. Крепкое оказалось «и»!

Мы прошли под простым, но мощным Сампсониевским мостом. Справа пошла Выборгская, слева — Петроградская сторона. Тогда еще там не сверкали сплошным зеркальным стеклом бизнес-центры — темнели закопченным кирпичом заводы. Вика забеспокоилась.

— Мы куда?

— Туда-а, туда-а! — грозно проговорил капитан.

У нее, как показалось мне, появилось желание спрыгнуть. И она была бы права: доплыть в холодной, отрезвляющей воде до ближайших гранитных ступеней — всего ничего. Зато бы она…