«Вы были среди тех, кого я видел на Монте Верита?» Но я не успеваю. Они исчезают, уходят, а я остаюсь один, и моя третья версия все еще не доказана.

Я старею, мне уже под семьдесят, и с годами история Монте Верита все более затуманивается и становится уже столь невероятной, что я испытываю неодолимое желание записать ее, прежде чем память окончательно подведет меня. Может статься, кто-то из моих читателей полюбит горы так же, как когда-то любил их я, и предложит собственную трактовку этой истории.

Хочу только предупредить об одном. В Европе много горных вершин, которые могут называться Монте Верита. Они есть в Швейцарии, Франции, Испании, Италии, в Тироле. Мне не хочется выдавать точного местонахождения моей Монте Верита. В наши дни, после двух мировых войн, недоступных гор, похоже, уже нет. Взойти можно на любую. И, при должных мерах безопасности, безо всякого риска для себя. Лед, снег или высота не станут препятствием для тех, кто решится штурмовать Монте Верита. До поздней осени уверенный в себе человек может взойти на вершину, следуя ведущей туда тропинке. Его останавливают не трудность подъема, но благоговение и страх.

Я не сомневаюсь, что сегодня моя Монте Верита нанесена на карту среди других гор. Неподалеку от ее вершины, возможно, раскинулись лагеря отдыха, в маленькой деревеньке на восточном склоне появилась гостиница, а туристы поднимаются на пики-близнецы на электрическом подъемнике. Но и при этом я хотел бы думать, что окончательного осквернения не случится, что в полночь, в свете полной луны ничто не нарушает девственности и неизменности горного лика и зимой, когда снег и лед, ветер и облака закрывают путь на вершину, Монте Верита, с ее двойными пиками, обращенными к солнцу, смотрит в тишине и сострадании на ослепленный мир.

С Виктором мы знали друг друга с детства. Вместе выросли, в один и тот же год поступили в Кембридж. В те дни я был его ближайшим другом. Покинув университет, мы виделись не так уж часто, потому что наши жизненные пути разошлись: по роду работы я подолгу находился за границей, он же энергично расширял собственное дело в Шропшире. Когда же нам удавалось встретиться, мы напрочь забывали о разлуке.

Работа увлекала меня, как и его, но денег и свободного времени нам хватало на то, чтобы не забывать о нашем любимом увлечении — альпинизме. Современный метр с его снаряжением и научными методами подготовки сочтет наши экспедиции дилетантскими — я говорю об идиллических днях до первой мировой войны, — и, оглядываясь назад, я не могу не согласиться с ним. Дай какие задатки профессионалов могли быть у двух молодых мужчин, которые с помощью рук и ног взбирались на скалы в Кемберленде и Уэльсе, а затем, набравшись опыта, отважились на более рискованные восхождения в южной Европе.

Тогда мы не кичились безрассудной храбростью, внимательнее прислушивались к прогнозам погоды и учились относиться к нашим горам с уважением: не как к врагу, которого надо покорить, но как к сопернику, победа над которым дается в честной борьбе. И мы, Виктор и я, стремились в горы не из любви к опасности или желания добавить еще один пик к нашему послужному списку. Мы увлекались альпинизмом, потому что любили побежденные нами горы.

Их настроение бывало более переменчивым, чем у капризной женщины, принося радость и страх и ни с чем не сравнимое состояние покоя. Никогда не удастся объяснить тягу человека к восхождениям. Когда-то давно люди поднимались на вершины, чтобы достичь звезд. Сегодня же любой может купить билет на самолет и чувствовать себя владыкой небес. Но там он не испытает крепости скалы под ногой, не ощутит дуновения ветра на разгоряченном лице, не познает тишины, которая бывает только на вершинах.

В молодости лучшие часы моей жизни я провел в горах. Нас охватывало желание отдать всю энергию, все мысли, все свое существо, чтобы слиться с небом, это состояние я и Виктор называли горной лихорадкой. Виктор выходил из него быстрее меня. Он уже оглядывался вокруг, осмотрительный, осторожный, готовясь к спуску, а я все еще млел от восторга, захваченный грезами, суть которых не мог осознать до конца. Мы выдержали испытание, вершина принадлежала нам, но что-то еще, недоступное разуму, ждало нашей победы и над ним. Победа эта все время ускользала от меня, не давалась мне в руки, и интуиция говорила, что винить в этом я мог только себя. Это были хорошие времена. Прекрасные и удивительные…

Однажды летом, вскоре после моего возвращения из деловой поездки в Канаду, я получил письмо от Виктора. Он собирался жениться, причем в самое ближайшее время. Невеста казалась ему самой очаровательной девушкой на свете, и он спрашивал, не соглашусь ли я стать его свидетелем. Я тут же написал ответ, как водится, с выражением радости по поводу его решения и наилучшими пожеланиями. Сам убежденный холостяк, я мог лишь сожалеть о том, что домашний уют отнимает у меня еще одного, на этот раз самого близкого мне друга.

Будущая супруга Виктора была валлийкой и жила неподалеку от его поместья в Шропшире. «Ты не поверишь, — писал он во втором письме, — но она и близко не подходила к Сноудону^[2]. Придется мне взять ее образование на себя!» Я представил себе, как следом за мной карабкается на гору неопытная девушка, и содрогнулся.

Третье письмо сообщило дату приезда Виктора и его невесты в Лондон. Я пригласил их на ленч. Не знаю, кого я ожидал увидеть, возможно коренастое, черноволосое создание с милыми глазками. Но уж наверняка не красавицу, протянувшую мне руку со словами: «Я — Анна».

В те дни, до первой мировой войны, молодые женщины не пользовались косметикой. Губы без помады, золотые волосы, уложенные короной. Я помню, как смотрел на Анну, ослепленный ее красотой, а Виктор смеялся, довольный моим изумлением.

— Что я тебе говорил? — подмигнул он мне.

Мы сели за стол, и скоро все трое весело болтали. Чуть заметная сдержанность не умаляла очарования Анны, и я сразу почувствовал, что наша близкая дружба с Виктором открыла мне путь в круг дорогих ей людей.

Виктору, без сомнения, повезло, сказал я себе, и все тревоги относительно его решения жениться испарились, едва я увидел Анну. Как обычно при наших с Виктором встречах, разговор быстро перешел на горы.

— Вы собираетесь замуж за человека, который обожает лазить по скалам, — обратился я к Анне, — но никогда не поднимались на Сноудон, высящийся у вас под боком.

— Нет, — ответила она, — не поднималась.

Меня удивило некоторое замешательство, проскользнувшее в ее голосе. И чуть затуманились ее прекрасные глаза.

— Но почему? — настаивал