я с тобой разберусь, — говорит Агата, но тут ее телефон опять бибикает, остается восемь процентов батарейки, Агата говорит: — Черт, — и, вдохнув поглубже, ползет вглубь норы. Пару раз ей приходится отбрасывать в сторону какие-то старые вещи, один раз ей под коленку больно попадается синий кубик лего, и от этого Агата сердится уже не на шутку. Фонарик выключен, чтобы поберечь батарейку, она ползет наощупь, маленькими-маленькими шажками, сердце у нее колотится, и когда в темноте она начинает чувствовать чью-то дрожь и слышит поскуливание, ей становится очень страшно, так страшно, что она даже зажмуривает глаза, хотя в темноте все равно ничего не видно. «План», — говорит Агата. — «План». Она отлично знает, что когда страшно, нужно просто следовать плану, а там уж как получится. Первый пункт Агатиного плана — включить фонарик. И Агата включает фонарик.
Сначала тот, кто пыхтит в темноте, перестает пыхтеть и замирает. Кажется, ему тоже очень страшно. Замирает и Агата. И тогда что-то, сидящее в темноте, жалобно и очень тихо говорит: «…нннноооо».
— Ну чего, иди давай сюда, видишь — свет, — говорит Агата. Ей самой не очень-то хорошо видно, — только маленькое, треугольное лиловое ухо, которое в свете фонарика кажется прозрачным, и жесткие космы, отбрасывающие дрожащую тень на земляные стены. Еще Агата видит своего старого плюшевого слона Мартина, по которому очень скучала и которого обыскалась, лазила даже в шкафы на кухне.
— Вот же зараза, — говорит Агата обиженно, но бояться совсем перестает: понятно, что бояться кого-нибудь, кто способен утащить к себе в нору плюшевого слона, никакого смысла не имеет.
— Давай уже, иди сюда, дурень, — говорит Агата, — давай, времени нет, — но тот, кто сидит здесь, в дальнем конце норы, прямо под андрюшиной кроваткой, и мелко-мелко дрожит, отвечает ей испуганным пыхтением. Тогда Агата вздыхает, зажимает в зубах тревожно бибикающий телефон, говорит себе: «Пункт три», хватает в охапку сидящее перед ней чудище, — маленькое, гораздо меньше, чем то, которое живет под ее собственной кроватью, — и ползет с ним назад.
Маленькое чудище напугано, оно пытается вырваться и скулит.
— Дулак, — говорит Агата сквозь телефон, — я тебе добла хоцу, — и постепенно чудище перестает брыкаться, Агата чувствует, как маленькие горячие ладошки обхватывают ее шею.
— Цо висис на мне, — ворчит Агата, — луцсе бы сам полз, — но маленькое чудище продолжает висеть у нее на шее, а измученная и пыльная Агата ползет вперед, видя перед собой только прыгающий свет фонарика и синие космы маленкого чудища. Когда фонарик гаснет, Агата в отчаянии останавливается, — но вдруг понимает, что откуда-то сверхе идет слабый-слабый, совсем слабый свет, который может разглядеть только девочка, оказавшаяся в длинной-длинной норе, в темноте. Это свет из разлома. Агата находится в широком конце норы, под своей кроватью. Они вернулись.
Агата и маленькое чудище валятся на постель из потерянного свитера и потерянного одеяльца и некоторое время отдыхают, каждый из них пытается убрать лезущие в глаза волосы со своего лба. Большое чудище смотрит на них в пролом и протягивает к ним лапы, Агате больше всего на свете хочется выбраться из этой проклятой норы наружу, но план еще не закончен, есть пункт четыре, время идет. Агате надо торопиться. Агата смотрит на маленькое чудище, на то, как оно сидит и таращится туда, вверх, на слабый-слабый свет ночника, еле достигающий пролома.
— Найди еще заколку, — велит Агата большому чудищу. Большое чудище смущается. — Не притворяйся, ворюшка, — говорит Агата, — всё ты знаешь, ворюшка, где что лежит.
Агата слышит, как большое чудище шуршит и звякает всякими штуками на ее маленьком столике перед зеркалом. Пыхтя, оно ложится на ковер и просовывает в разлом лапу, на темно-синей круглой ладони лежит заколка, Агата берет эту заколку и убирает маленькому чудищу космы со лба.
— Лего зачем воровал? — строго спрашивает Агата. — Совести у тебя нет.
Агата сгребает вокруг себя все старые вещи, которые может найти, и начинает загораживать ими ту часть норы, которая ведет под кровать к Андрюше. В дело идут и полотенца, и плюшевый заяц, и даже старый чайник, который считался украденным с дачи. Когда Агата заканчивает, выясняется, сто большое чудище спустилось из разлома вниз, в нору. Большое и маленькое чудище смотрят на Агату, а Агата — на них.
— Туда не ходить, понятно? — строго говорит Агата и показывает на баррикаду из старых вещей. — Не ходить туда, ясно?
Агат кажется, что чудищам вполне себе ясно и понятно. Она не знает, который час, потому что телефон сел, но понимает, что мама с папой и Андрюшей вот-вот будут дома. В еле ощутимом свете ночника Агата нащупывает висящий конец скакалки. Ей нао вылезти и успать привести себя в порядок, сделать вид, что она спала все это время, как человек. И тут у нее за спиной маленькое чудище говорит:
— …нннооо. Темнноооо. Темноооо.
— Ох ты ж господи, — говорит Агата в отчаянии. — Ну что я могу сделать? Ну правда?
Тогда большое чудище показывает лапой наверх, туда, где колеблется еле видимый свет ночника, туда, где, знает Агата, идут по стенам в волшебную страну вырезанные папой из восковой бумаги волшебные слоны.
— Фигушки, — возмущенно говорит Агата и собирается лезть наверх. И тут маленькое чудище опять говорит:
— Темноооо.
Беда в том, что Агата очень умная девочка. У Агата, конечно, есть идея, — что она может сделать, — но это ужасно, ужасно неприятная идея. Она очень Агате не нравится. Кое-как, цепляясь за скакалку и царапая ладошки о края разлома, Агата выбирается наверх. Несколько секунд она отдыхает, прижавшись к ковру щекой. Пол не дрожит — впервые за очень, очень долгое время.
— Короче, — говорит Агата, — до свиданья, — и собирается вылезать из-под кровати. И тут пол опять начинает мелко мелко дрожать. Со стоном Агата смотрит вниз, в разлом. Чудища мелко дрожат от страха, смотрят на нее жалобно серыми человеческими глазами.
— Вот же свалились на меня, — с тоской говорит Агата. — Ну откуда вы на меня свалились?
Агата вытягивает руку и нащупывает воткнутый в провод для подзарядки телефона, воткнутый в розетку у изголовья ее кровати. Она вставляет кабель в телефон, и через секунду телефон издает длинное «бииип»: теперь его можно включать. Агата включает в телефон, потом включает в телефоне фонарик. Медленно и осторожно Агата спускает висящий на проводе телефон со включенным фонариком вниз, в разлом, поводит кабелем вправо-влево: телефон держится крепко, не
Сначала тот, кто пыхтит в темноте, перестает пыхтеть и замирает. Кажется, ему тоже очень страшно. Замирает и Агата. И тогда что-то, сидящее в темноте, жалобно и очень тихо говорит: «…нннноооо».
— Ну чего, иди давай сюда, видишь — свет, — говорит Агата. Ей самой не очень-то хорошо видно, — только маленькое, треугольное лиловое ухо, которое в свете фонарика кажется прозрачным, и жесткие космы, отбрасывающие дрожащую тень на земляные стены. Еще Агата видит своего старого плюшевого слона Мартина, по которому очень скучала и которого обыскалась, лазила даже в шкафы на кухне.
— Вот же зараза, — говорит Агата обиженно, но бояться совсем перестает: понятно, что бояться кого-нибудь, кто способен утащить к себе в нору плюшевого слона, никакого смысла не имеет.
— Давай уже, иди сюда, дурень, — говорит Агата, — давай, времени нет, — но тот, кто сидит здесь, в дальнем конце норы, прямо под андрюшиной кроваткой, и мелко-мелко дрожит, отвечает ей испуганным пыхтением. Тогда Агата вздыхает, зажимает в зубах тревожно бибикающий телефон, говорит себе: «Пункт три», хватает в охапку сидящее перед ней чудище, — маленькое, гораздо меньше, чем то, которое живет под ее собственной кроватью, — и ползет с ним назад.
Маленькое чудище напугано, оно пытается вырваться и скулит.
— Дулак, — говорит Агата сквозь телефон, — я тебе добла хоцу, — и постепенно чудище перестает брыкаться, Агата чувствует, как маленькие горячие ладошки обхватывают ее шею.
— Цо висис на мне, — ворчит Агата, — луцсе бы сам полз, — но маленькое чудище продолжает висеть у нее на шее, а измученная и пыльная Агата ползет вперед, видя перед собой только прыгающий свет фонарика и синие космы маленкого чудища. Когда фонарик гаснет, Агата в отчаянии останавливается, — но вдруг понимает, что откуда-то сверхе идет слабый-слабый, совсем слабый свет, который может разглядеть только девочка, оказавшаяся в длинной-длинной норе, в темноте. Это свет из разлома. Агата находится в широком конце норы, под своей кроватью. Они вернулись.
Агата и маленькое чудище валятся на постель из потерянного свитера и потерянного одеяльца и некоторое время отдыхают, каждый из них пытается убрать лезущие в глаза волосы со своего лба. Большое чудище смотрит на них в пролом и протягивает к ним лапы, Агате больше всего на свете хочется выбраться из этой проклятой норы наружу, но план еще не закончен, есть пункт четыре, время идет. Агате надо торопиться. Агата смотрит на маленькое чудище, на то, как оно сидит и таращится туда, вверх, на слабый-слабый свет ночника, еле достигающий пролома.
— Найди еще заколку, — велит Агата большому чудищу. Большое чудище смущается. — Не притворяйся, ворюшка, — говорит Агата, — всё ты знаешь, ворюшка, где что лежит.
Агата слышит, как большое чудище шуршит и звякает всякими штуками на ее маленьком столике перед зеркалом. Пыхтя, оно ложится на ковер и просовывает в разлом лапу, на темно-синей круглой ладони лежит заколка, Агата берет эту заколку и убирает маленькому чудищу космы со лба.
— Лего зачем воровал? — строго спрашивает Агата. — Совести у тебя нет.
Агата сгребает вокруг себя все старые вещи, которые может найти, и начинает загораживать ими ту часть норы, которая ведет под кровать к Андрюше. В дело идут и полотенца, и плюшевый заяц, и даже старый чайник, который считался украденным с дачи. Когда Агата заканчивает, выясняется, сто большое чудище спустилось из разлома вниз, в нору. Большое и маленькое чудище смотрят на Агату, а Агата — на них.
— Туда не ходить, понятно? — строго говорит Агата и показывает на баррикаду из старых вещей. — Не ходить туда, ясно?
Агат кажется, что чудищам вполне себе ясно и понятно. Она не знает, который час, потому что телефон сел, но понимает, что мама с папой и Андрюшей вот-вот будут дома. В еле ощутимом свете ночника Агата нащупывает висящий конец скакалки. Ей нао вылезти и успать привести себя в порядок, сделать вид, что она спала все это время, как человек. И тут у нее за спиной маленькое чудище говорит:
— …нннооо. Темнноооо. Темноооо.
— Ох ты ж господи, — говорит Агата в отчаянии. — Ну что я могу сделать? Ну правда?
Тогда большое чудище показывает лапой наверх, туда, где колеблется еле видимый свет ночника, туда, где, знает Агата, идут по стенам в волшебную страну вырезанные папой из восковой бумаги волшебные слоны.
— Фигушки, — возмущенно говорит Агата и собирается лезть наверх. И тут маленькое чудище опять говорит:
— Темноооо.
Беда в том, что Агата очень умная девочка. У Агата, конечно, есть идея, — что она может сделать, — но это ужасно, ужасно неприятная идея. Она очень Агате не нравится. Кое-как, цепляясь за скакалку и царапая ладошки о края разлома, Агата выбирается наверх. Несколько секунд она отдыхает, прижавшись к ковру щекой. Пол не дрожит — впервые за очень, очень долгое время.
— Короче, — говорит Агата, — до свиданья, — и собирается вылезать из-под кровати. И тут пол опять начинает мелко мелко дрожать. Со стоном Агата смотрит вниз, в разлом. Чудища мелко дрожат от страха, смотрят на нее жалобно серыми человеческими глазами.
— Вот же свалились на меня, — с тоской говорит Агата. — Ну откуда вы на меня свалились?
Агата вытягивает руку и нащупывает воткнутый в провод для подзарядки телефона, воткнутый в розетку у изголовья ее кровати. Она вставляет кабель в телефон, и через секунду телефон издает длинное «бииип»: теперь его можно включать. Агата включает в телефон, потом включает в телефоне фонарик. Медленно и осторожно Агата спускает висящий на проводе телефон со включенным фонариком вниз, в разлом, поводит кабелем вправо-влево: телефон держится крепко, не