пистолей⁹, о которых они договорились, она заперла их в шкатулку и легла на кушетку рядом с Криспеном.

— Никто в Галлии, сударь, — сказала она, — не пишет так, как вы. И вот что я вам скажу — не для того, чтобы показаться остроумной; да, впрочем, я знаю мало людей, наделенных острым умом. Большинство мужчин говорят женщинам одни глупости. Когда же сочиняют нежное послание, то воображают, будто удачно выразились, написав, что обожают вас и умрут, если вы их не полюбите, а коль скоро вы окажете им эту милость, то будут служить вам всю жизнь — словно кто-то нуждается в их службе.

— Я в восторге, сударыня, — ответил Криспен, — что мои письма вам по душе. Могу написать таких сколько угодно, мне это ничего не стоит.

— Вот как! — воскликнула она. — В это трудно поверить; вы, верно, очень богаты.

Так они вели разговор, два или три раза прерывавшийся любовью, а затем условились о следующей встрече, во время которой уговорились еще об одной: итак, за две тысячи пистолей Криспен получил три свидания. Но при четвертом посещении Арделиза, желая извлечь больше пользы из любви и богатства этого буржуа, попросила продолжить писать ей галантные письма, такие же, как уже полученное ранее. Видя, что дело серьезно, Криспен стал ее упрекать; бесполезно. Единственное, чего он смог добиться, — это не быть изгнанным из ее дома и приходить играть, когда она его позовет. Арделиза полагала, что, если он будет с ней иногда видеться, его страсть не остынет и, может быть, у него хватит безумства, чтобы захотеть удовлетворить ее любой ценой. Между тем Криспен был достаточно влюблен для того, чтобы не иметь сил отказаться от лицезрения дамы, но недостаточно для того, чтобы всякий день столь дорого покупать ее милости.

Так обстояли дела, когда то ли Криспен с досады проговорился, то ли его частые посещения или деньги, на которые играла Арделиза, навели Кандоля на размышления, но, отправляясь к границам Испании¹⁰, последний попросил свою возлюбленную не видеться больше с Криспеном, чьи визиты вредили ее репутации. Она дала обещание и… не выполнила его. Узнав от своих корреспондентов, сообщавших ему парижские новости, что Криспен бывает у Арделизы чаще, чем прежде, Кандоль написал следующее письмо:

Прощаясь с Вами, сударыня, я просил Вас не видеться больше с мерзавцем Криспеном. Вы обещали, однако он не покидает Вашего дома. Не стыдно ли Вам оттого, что мне приходится опасаться какого-то жалкого буржуа, который может быть опасен только потому, что Вы позволили ему осмелеть? Если Вы не краснеете, сударыня, то я краснею за Вас и за себя. Из страха заслужить позор, который Вам угодно на меня навлечь, я сделаю все, чтобы побороть свою любовь, и буду отныне видеть в Вас негодную женщину.

Арделиза весьма удивилась, получив столь гневное послание, но, так как укоры совести были еще суровее упреков любовника, она не стала искать оправданий и удовольствовалась тем, что написала следующее:

Мое прошлое поведение, милый, так нелепо, что я никогда бы не надеялась сохранить Вашу любовь, если б не могла спасти наше будущее твердым обещанием впредь вести себя разумней. Клянусь Вашей собственной жизнью (а Вы для меня самое дорогое на свете): Криспена я больше и на порог не пущу, а Ороондат, принимать которого меня вынуждает муж, будет видеть меня лишь изредка, и Вы сами убедитесь: Вы один заменяете мне всё.

Это письмо вполне успокоило Кандоля. Он решил не выносить приговор своей возлюбленной: ведь видимость может быть обманчивой. Тогда он бросился в другую крайность, проникся к Арделизе безусловным доверием и истолковал в хорошую сторону все ее поступки в течение тех шести месяцев, когда она кокетничала с другими и была ему неверна, продолжая видеться с Криспеном и одарять своими милостями Ороондата. И кто только не писал Кандолю об этом! Но он был уверен, что порочащие Арделизу сведения исходят от его отца и друзей, пытавшихся отвадить его от красавицы, полагая, что пылкая страсть помешает ему подумать о браке.

Итак, Кандоль вернулся из армии еще более влюбленным, чем когда-либо. Со своей стороны, Арделиза, для которой любовник, после долгого отсутствия, обрел прелесть новизны, удвоила любезность по отношению к нему на глазах у всего двора. Неосторожность, с какой она стремилась видеться с ним, влюбленный принимал за проявление неодолимой страсти, тогда как то было всего лишь следствие природной неуравновешенности. Когда она не умела сдержать на людях свой порыв, Кандоль видел в том признак глубокого чувства, хотя дама была просто взбалмошна. Умирая сам от любви, он чуть ли не обвинял себя в неблагодарности — настолько был убежден в ее горячем чувстве.

Понятно, что поведение любовников привлекло всеобщее внимание. У обоих имелись враги: удачливость одного и красота другой у многих вызывали зависть. Даже если бы все вокруг мечтали им услужить, они сами испортили бы всё своей опрометчивостью; между тем всем хотелось навредить им. Они назначали друг другу свидания в разных местах, не соблюдая никакой осторожности. Иногда встречались в доме, приобретенном Кандолем на имя некой дамы из провинции, которую Арделиза якобы навещала, но чаще всего — дома у Арделизы, ночью. Однако эти свидания не заполняли все время коварной красавицы. Когда Кандоль выходил от нее, она отправлялась завоевывать нового поклонника или тысячью нежностей успокаивала Ороондата из страха лишиться Кандоля.

Так прошла зима, в продолжение которой Кандоль ни разу не заподозрил каверз своей возлюбленной. Покидая ее, чтобы вернуться в армию, он был по-прежнему ею доволен, но не прошло и двух месяцев, как до него дошли вести, отравившие его радостное настроение. До тех пор его друзья, видя поведение Арделизы, не решались заговорить с ним об этом: слишком велика была его любовь к неверной. Однако в его отсутствие произошло нечто совсем уж из ряда вон выходящее; а поскольку уже не было риска, что вид любимой заставит Кандоля забыть все претензии к ней, они договорились сообщить ему о ее поведении, но так, чтобы он не догадался о сговоре.

И вот они ему написали, каждый от себя, что Арделизой сильно увлечен Кастильянт и по его манере ухаживать можно заключить, что он не только имеет вполне определенные намерения, но и уже достиг успеха; даже если она в действительности невиновна, Кандоль должен вознегодовать, потому что все единодушно ее подозревают. Однако покуда эти известия спешат к Кандолю, чтобы наполнить его душу яростью, будет кстати рассказать о том, как зародилась, росла и, наконец, умерла страсть Кастильянта.

Кастильянт был строен,