слову пришлось; что означает, не ведаю) — ничего нового. Он, как сидел на стоеросовой табуретке, так и не встал при моём появлении.

— Я здесь жизнь прожил, — продолжал наворачивать своё, не раз слышанное. — Здесь мои дети родились, я их в зыбке качал…

Да, зыбка, подвешенная к потолку, до сих пор сохранилась. Но где ж сами дети? А где наследие детей — толпа внуков и, возможно, правнуков? Нет, старик всегда один; никого больше, и во время прежних визитов, я здесь не встречала. Надоели мне его речи, и я — каюсь — не сдержавшись, выдала:

— И где же они, ваши дети?

Вопрос ему очень не понравился. Он весь ощетинился. У него седой, короткий ёжик и длинный нос — он и стал-то похож на ёжика. Что-то в моём вопросе заключалось для него неприятное. Скорее всего, дети давно выпорхнули из родного гнёздышка, ошалели от свободы и пустились во все тяжкие. Может, дед пережил их, и они вымерли от издавна распространённой в нашем отечестве болезни — алкоголизма, или новой, благоприобретённой — наркомании.

— А вот это — не твоё дело! — отрезал он.

И я не стала больше расспрашивать. Вряд ли мои вопросы улучшили бы климат-контакт. Направила разговор в другое русло.

— Ведь вы уже немолодой, и вам пора бы перебраться в благоустроенную квартиру.

Наша фирма уже подобрала всем им, выселяемым, неплохие квартиры в пригороде. Да что там! Если сравнить с их нынешними избами — прекрасное жильё. Подумаешь, рядом ТЭЦ коптит. Всего две трубы. Ну, рядом ещё одна, низкая и незаметная, открывшегося крематория. Я готова была в сию же минуту посадить старика в Buick и везти на смотрины. Нет же, упёрся старый пень! Не ведает, что всё равно жилья лишится.

— У меня душа протестует.

Вон чего заявил! Мистик нашёлся. Душа у него. Ага, читала-слышала, учёные доказали, что душа есть и весит семь грамм. Примерно столько же, сколько пулька ПМ. После физической смерти она (душа) покидает тело и существует самостоятельно. Таким образом, если ты убит из Макарова не навылет, вес твоего тела не изменится.

— Значит, желаете до гробовой доски ходить «на двор», мыться из тазика, колоть дрова? — меня, каюсь, тоже понесло. — «Вьётся в тесной печурке огонь», да? — наседала я.

— Да, желаю дрова колоть, и на огонь в печи смотреть, — настырно подтвердил он. — Да что вы понимаете! Я, вот, встану утром, выйду на крылечко. Солнышко поверх деревьев светит, черёмухой пахнет, Жучка хвостом виляет, Яша громко приветствует… Да мне после этого ещё жить и жить хочется.

— Ваша Жучка глупая: всем виляет, — заметила я. — А что за Яша?

— Ну, козёл мой, — неохотно пояснил он.

— Не коза разве?

Клиент посмотрел на меня взглядом, полным презрения. Вот же, прокололась! Саша Фенский, догадывающийся о моём умонастроении, непременно сказал бы, что это типичная оговорка по Фрейду.

— Вы ведь и наше кладбище снесёте? — помолчав, угрюмо спросил старик.

Понятно, наверно, жена там покоится. Да не наверно, а точно. Не с любовником же он проживал и не с козой состоял в браке (как пожилой джентльмен из Амстердама). Старой закваски чел, верный вековым традициям. Наверно, и место на деревенском погосте уже себе зарезервировал. Но о кладбище ещё вопрос не рассматривался. Пришлось импровизировать.

— Если и снесём, то только через двадцать пять лет. Мы законы чтим.

Угрюмое молчание. Губами шевелит, точно подсчитывает, когда ж это произойдёт и будет ли он жив к тому времени. Нет, вы посмотрите! Старый, дряхлый, не сегодня так завтра на семь грамм облегчится. Однако упёрся, как бык, которого тащат на бойню.

Но не было бы счастья, да несчастье помогло! Желая показать, что разговор окончен, дед резко встал с табуретки. Даже руку успел вперёд выбросить: поди вон! И тут его скрючило. Полностью так и не выпрямился, остался торчать буквой зю. Лицо исказилось от боли.

И тут я сделала, что сама от себя не ожидала.

— Дедушка! — Я бросилась к нему. — Вам плохо?

Поддержала, довела скрюченного до кушетки. Вообще-то не смертельно: наверно, приступ радикулита. Но он ещё и сильно побледнел, а на лбу, мелким бисером, выступил пот. А это уже похоже на сердечную недостаточность. Я открыла окно. Повеяло свежим воздухом и упомянутой раньше черёмухой.

— Где у вас лекарство? — не дождавшись ответа, побежала к машине. Принесла аптечку. Сунула прямо в открытый рот таблетку валидола.

Старик полулежал, опираясь на изголовье кушетки.

— Вам легче? Может, врача вызвать?

— Какого врача? У нас ФАП прикрыли. — Он сел повыше. — А в том районе, куда хотите меня переселить, поликлиника есть?

— Есть, а как же!

— И сберкасса имеется? — спросил и прибавил, оправдываясь: — А то мне за пенсией далеко ездить.

— Разумеется, есть! И бюро социальных услуг функционирует! Вам пенсию прямо на дом будут приносить, на блюдечко с золотой каёмочкой выкладывать!

Я подсела к нему, раскрыла ноут и стала показывать варианты переселения, интерьеры квартир и внешний вид городских кварталов. Даже действующий фонтан, в формате gif, показала. Фонтан восстановили и запустили при рекламных съёмках по нашей просьбе, и пришлось маленько (да что там маленько — порядочно!) отстегнуть.

— Хотите сейчас же проехать и своими глазами посмотреть?

— Да чо уж там смотреть, дочка…

Ура! Дочкой меня назвал! Уместней было бы внучкой. Да ладно, не в обиде. Главное, согласился!

Вышла в настроении. «Ай да я, чуть ли не чуд сотворила!» Правда, прежде чуть до инфаркта не довела. Но! Зато подготовила должным образом. И в этом новом состоянии, почти праздничном, рванула на предельной скорости в город, подпрыгивая на колдобинах и отмечая, что и дорогу придётся заново делать. Работа предстоит большая. Вместо старой, вымирающей деревеньки появится превосходный дачный посёлок, где, конечно же, новые поселенцы не будут озабочены ни заготовкой дров, ни окучиванием картошки, ни борьбой с колорадскими жуками.

Вот и проспект, по которому с милым гуляли, когда трое Шариковых пожелали, чтобы мы с ними поделились. На своём месте и Конь в добротном двубортном пальто, а далее знакомое уже здание из стекла и алюминия. На фасаде играют, переливаются буковки: «Метаморфозы Овидия». И в этот успешный, замечательный день я окончательно решилась сделать то, о чём подумывала раньше. Припарковалась, залетела в фойе. Вышколенный молодой человек попросил меня подождать. Сижу в мягком, удобном кресле, листаю рекламные прожекты. Вокруг вечнозелёные пальмы, за окном плещется Эгейское море… О нет, — эта всего лишь искусное электронное панно.

В зале, как раз со стороны моря, появилась группа людей. В одном из них я моментально признала скандального журналиста Шпура. А в