копошился в клумбе бабы Фроси. Ему никак не удавалось оставить листья на клумбах нужной высоты, а хозяйка была непреклонна: пока цветы не будут оформлены на зиму достойно, никаких денег. Наказ Гришиных родителей не давать ему лишних денег вся деревня исполняла старательно и с воодушевлением: столь дешевую и безропотную рабочую силу среди наемных трудяг найти было невозможно.
За источником скрежета он наблюдал, не скрываясь. Как ни пыталась баба Фрося заставить его принять незаинтересованный вид, возвращаться к делу он не спешил.
— Что-то я тоже не пойму, чем они там занимаются. Не хотите ли выяснить?
— Как узнать-то?
— Да вы у них спросите, баба Фрося!
— Что ты! Как можно! Мы люди приличные! — баба Фрося замахала на Гришку руками.
Гришка думал недолго.
— Вы тогда плакат напишите. И на нем — вопрос.
— Какой-такой плакат? — баба Фрося сразу вспомнила рекламные громадины в райцентре, которые мелко дрожали при любом ветерке.
— Анонимный, — Гриша поднял глаза в пасмурное небо и выдал, — «Вы что строите?»
Баба Фрося задумалась. А ведь верно. Мало ли кто чего напишет. На нее и не подумают, если, к тому же, с той стороны дороги поставить.
Когда Гришка ушел, Ефросинья Сергеевна сбегала домой, нашла кусок старых обоев и крупно написала на обратной стороне красным карандашом слова на волнующую ее тему. Прибила по сторонам реечки, посередине — еще одну, длинную — пролезла сквозь дыру в своем заборе и быстро побежала, чтобы никто не заметил. Ей хотелось зайти с другой стороны, чтобы даже намека не было — кто.
Наутро над соседским забором висел ответный плакат: «Ми сами НИ знаиМ». Провисел он часа два, но большинство в деревне его прочло. Разумеется, это только подогрело интерес к стройке. Гришка отпросился у бабы Фроси. Причем, сказал правду — посмотреть на участок с высоты. Решив, что это дело важнее цветочков, Ефросинья Сергеевна с радостью его отпустила, предполагая, что уж ей-то Гришенька про результаты наблюдений расскажет. Григорий подошел к делу основательно. Он прекрасно понимал, что сосны, которые находятся на краю поселка, и с которых он собирался смотреть, находятся недостаточно близко, так что без оптики не обойтись. А у кого в деревне бинокль имеется? Только у одного человека — Водопьянова Дмитрия Васильевича, изобретателя, как он сам себя называл. Ну, что он там изобрел, Гришку интересовало мало, а вот разжиться кое-какой нужной техникой было бы хорошо. Васильич бинокль дал, но напросился в компанию. Вместе, так вместе, Гришка не возражал. Опять же с умным человеком завсегда можно интересный разговор поддержать. Не то, что с местными, которых только политика интересует и ураган в Мексике. Григорий поплевал на руки, вытер их о штанины, обхватил ствол сосны и неспешно полез по нему. Надо было добраться до нижних веток, чтобы смотреть с удобствами. Водопьянов задрал голову и принялся с интересом наблюдать, гадая, что упадет раньше — кепка с затылка Григория или он сам. Обошлось. Гриша долез, минут десять просидел на нижнем суку, прижимая бинокль к глазам, а спустился. Гришка деловито отряхнул штаны и отдал бинокль Дмитрию Васильевичу. — Что там? — Яма. Глубо-о-о-окая, — Григорий развел руки в стороны, чтобы показать размер ямы, передумал и поднял одну руку выше головы. — А в яме что? — Водопьянову хотелось разузнать подробней. — Не разобрал, — пожал плечами Гришка. — Типа, бассейн, или бункер, то ли чё ещё… Круглое, фигурное, со стенками, но с разрывом. — С разрывом? Не доделали еще, что ли? — Дмитрий Васильевич пытался привстать и увидеть хоть что-нибудь, но старые яблони, гаражи и бани закрывали самое интересное. — Вроде заливать с той стороны уже кончили, — Гришка почесал в голове, — да и бетономешалки туда уже никак не проедут. — У них и раньше ничего никуда не подъезжало, сам же говорил, — Дмитрий Васильевич усиленно размышлял. Рассказы бабы Фроси и Григория его страшно заинтересовали, но никаких вразумительных версий он пока предложить не мог. Наблюдать со своего участка баба Фрося не давала, опасаясь испортить отношения с новым соседом, а по кусочкам сведений, приносимым Гришей, картинка никак не складывалась. Как и по темным размытым снимкам, нащелканным Гришкиным телефоном с крайнего дерева в лесу и с бабыфросиных грядок. Если большая и длинная яма — подземный гараж, а это вполне возможно, ведь некоторые рабочие и прораб иногда загоняли на ее пологий спуск автомобили, то почему к нему нет проезда? Пока что они добирались до нее вокруг, по границе со следующим участком, но после окончания строительства и возведения временно снятых заборов этот путь окажется перекрытым. Через дом они, что ли, будут ездить? Или бассейн? Вырытый специально в верхней части участка, да еще подальше и от водопровода, и от скважины, чтобы воду было качать и подавать как можно неудобнее. Но яма, это еще полбеды. Недозамкнутый контур с одного угла просто сводил Дмитрия Васильевича с ума. Предположение бабы Фроси «не хватило бетона» он отмел вслед за «подзабыли там долить». Он что угодно мог бы объяснить чудачествами рабочих, прихотью хозяина и новаторским подходом дизайнера, но отсутствующий кусок фундамента был логичен настолько же, как если бы в стенах помимо оконных проемов были бы оставлены дополнительные отверстия. — Да вход у них там будет, — хихикнул Гришка, — специальный, тайный. Чтобы никто не нашел. — Вход без прохода и в самом деле найти трудно, — согласился Дмитрий Васильевич, но мысленно уже нарисовал путь из обеденной залы через балкон прямо в сад по пандусу. Это могло бы быть красиво, не будь дурацкий выступ столь ассиметричен, а дуга недостающего куска столь короткой. Протискиваться будут, вжав плечи? Не говоря уж о том, что поднос с чашками не вынесешь. — Скоро увидим сами, что у них получится. Подождем чуток еще, — успокоил его Гришка. Но Дмитрий Васильевич уже не мог просто так сдаться. Таинственное поведение нового соседа выглядело как личный вызов ему, изобретателю и мыслителю, умеющему связывать отдельные знания в единую цепочку и находить объяснение почти любому феномену. Как-то поздно вечером он сидел на кухне у Ефросиньи Сергеевны, вместе с ней прислушиваясь к грохоту и вглядываясь в таинственную темноту. — Темнеть раньше начинает, вот у них рабочий «день» и увеличился, — хмыкнула баба Фрося. Летом, бедняги, только почти к самой ночи разгонялись, а сейчас уже в пять часов вечера вовсю вкалывают. — А днем? — Шляются и зевают. Или сядут в кружок и треплются. — А освещение они так и не включают?
Наутро над соседским забором висел ответный плакат: «Ми сами НИ знаиМ». Провисел он часа два, но большинство в деревне его прочло. Разумеется, это только подогрело интерес к стройке. Гришка отпросился у бабы Фроси. Причем, сказал правду — посмотреть на участок с высоты. Решив, что это дело важнее цветочков, Ефросинья Сергеевна с радостью его отпустила, предполагая, что уж ей-то Гришенька про результаты наблюдений расскажет. Григорий подошел к делу основательно. Он прекрасно понимал, что сосны, которые находятся на краю поселка, и с которых он собирался смотреть, находятся недостаточно близко, так что без оптики не обойтись. А у кого в деревне бинокль имеется? Только у одного человека — Водопьянова Дмитрия Васильевича, изобретателя, как он сам себя называл. Ну, что он там изобрел, Гришку интересовало мало, а вот разжиться кое-какой нужной техникой было бы хорошо. Васильич бинокль дал, но напросился в компанию. Вместе, так вместе, Гришка не возражал. Опять же с умным человеком завсегда можно интересный разговор поддержать. Не то, что с местными, которых только политика интересует и ураган в Мексике. Григорий поплевал на руки, вытер их о штанины, обхватил ствол сосны и неспешно полез по нему. Надо было добраться до нижних веток, чтобы смотреть с удобствами. Водопьянов задрал голову и принялся с интересом наблюдать, гадая, что упадет раньше — кепка с затылка Григория или он сам. Обошлось. Гриша долез, минут десять просидел на нижнем суку, прижимая бинокль к глазам, а спустился. Гришка деловито отряхнул штаны и отдал бинокль Дмитрию Васильевичу. — Что там? — Яма. Глубо-о-о-окая, — Григорий развел руки в стороны, чтобы показать размер ямы, передумал и поднял одну руку выше головы. — А в яме что? — Водопьянову хотелось разузнать подробней. — Не разобрал, — пожал плечами Гришка. — Типа, бассейн, или бункер, то ли чё ещё… Круглое, фигурное, со стенками, но с разрывом. — С разрывом? Не доделали еще, что ли? — Дмитрий Васильевич пытался привстать и увидеть хоть что-нибудь, но старые яблони, гаражи и бани закрывали самое интересное. — Вроде заливать с той стороны уже кончили, — Гришка почесал в голове, — да и бетономешалки туда уже никак не проедут. — У них и раньше ничего никуда не подъезжало, сам же говорил, — Дмитрий Васильевич усиленно размышлял. Рассказы бабы Фроси и Григория его страшно заинтересовали, но никаких вразумительных версий он пока предложить не мог. Наблюдать со своего участка баба Фрося не давала, опасаясь испортить отношения с новым соседом, а по кусочкам сведений, приносимым Гришей, картинка никак не складывалась. Как и по темным размытым снимкам, нащелканным Гришкиным телефоном с крайнего дерева в лесу и с бабыфросиных грядок. Если большая и длинная яма — подземный гараж, а это вполне возможно, ведь некоторые рабочие и прораб иногда загоняли на ее пологий спуск автомобили, то почему к нему нет проезда? Пока что они добирались до нее вокруг, по границе со следующим участком, но после окончания строительства и возведения временно снятых заборов этот путь окажется перекрытым. Через дом они, что ли, будут ездить? Или бассейн? Вырытый специально в верхней части участка, да еще подальше и от водопровода, и от скважины, чтобы воду было качать и подавать как можно неудобнее. Но яма, это еще полбеды. Недозамкнутый контур с одного угла просто сводил Дмитрия Васильевича с ума. Предположение бабы Фроси «не хватило бетона» он отмел вслед за «подзабыли там долить». Он что угодно мог бы объяснить чудачествами рабочих, прихотью хозяина и новаторским подходом дизайнера, но отсутствующий кусок фундамента был логичен настолько же, как если бы в стенах помимо оконных проемов были бы оставлены дополнительные отверстия. — Да вход у них там будет, — хихикнул Гришка, — специальный, тайный. Чтобы никто не нашел. — Вход без прохода и в самом деле найти трудно, — согласился Дмитрий Васильевич, но мысленно уже нарисовал путь из обеденной залы через балкон прямо в сад по пандусу. Это могло бы быть красиво, не будь дурацкий выступ столь ассиметричен, а дуга недостающего куска столь короткой. Протискиваться будут, вжав плечи? Не говоря уж о том, что поднос с чашками не вынесешь. — Скоро увидим сами, что у них получится. Подождем чуток еще, — успокоил его Гришка. Но Дмитрий Васильевич уже не мог просто так сдаться. Таинственное поведение нового соседа выглядело как личный вызов ему, изобретателю и мыслителю, умеющему связывать отдельные знания в единую цепочку и находить объяснение почти любому феномену. Как-то поздно вечером он сидел на кухне у Ефросиньи Сергеевны, вместе с ней прислушиваясь к грохоту и вглядываясь в таинственную темноту. — Темнеть раньше начинает, вот у них рабочий «день» и увеличился, — хмыкнула баба Фрося. Летом, бедняги, только почти к самой ночи разгонялись, а сейчас уже в пять часов вечера вовсю вкалывают. — А днем? — Шляются и зевают. Или сядут в кружок и треплются. — А освещение они так и не включают?