Никогда меня не называли трусом и не назовут. Они и замолчали: поняли, что я не какой-нибудь салага, а моряк. Дал я слово или не дал?

Но мое сердце забилось, когда я вдруг увидел накрывавшую нас огромную волну. Не то чтобы я стал раскаиваться, но в голове у меня все перепуталось. Я вспоминал о парнях, которые погибли именно здесь, на пути из Сонсента к Санто-Антао. Да вы, наверное, помните — об этом много говорили. Ужасное несчастье. Один из них был мой друг — Армандо Роза. У него осталось пятеро детишек мал мала меньше и жена.

Смелый был человек. Когда-то ходил под парусом на китов в Бразилию. В тех краях так штормит, что иногда боишься за парусник, а люди ничего — выдерживают. Я с Жонзиньо Фарио дважды туда плавал. Капитан он отважный и мастер на все руки: такие люди встречаются только на Брава-да-на-Боавишта.

Капитан всегда должен быть решительным, держать в руках команду и уметь приказывать так, чтобы матросы слушались.

Контрабандный грог решал судьбу моей семьи. Привезу грог — будет еда на несколько дней: на четыре, а может, и на пять. Ради этого я готов был пожертвовать всем.

Один мужественный человек стоит дюжины, прав я или не прав, сеньор доктор?

Я остервенело сражался с волнами, кричал что-то, как сумасшедший. Лодка, море, небо — все перемешалось и превратилось в бешеный черный вихрь, в середине которого, казалось, плясали черти.

Наша лодка сновала, как нагойя. Сеньор знает, что это такое? Это такой крошечный морской зверек, он все время шныряет: туда-сюда, туда-сюда.

Мы уже дошли до середины канала, когда Луис, сын ньо Рейса, совершенно обессилевший, бросил весла и закричал, перекрывая вой ветра:

«Я не могу больше!»

Весла взял ньо Браз, а я встал у руля. Все работали на пределе, и Браз поднимал весла, выбиваясь из последних сил. Море походило на взбесившегося зверя. Лодку швыряло то вверх, то вниз, как банановую кожуру. Огромные валы поднимались и, казалось, хотели нас проглотить. Куда мы двигались? Вперед? Назад? Я ничего не понимал.

Перевернись лодка — мы вряд ли выплыли: разве что акулы не дали б потонуть. Да и кто доплывет до берега в такой шторм? Спасти нас могло только чудо.

В эту минуту огромный вал обрушился на нас, и лодка резко накренилась. Все побросали весла, судорожно хватаясь за борта лодки. И тут послышался крик, кто-то упал в море. Потом лодка выпрямилась, но ничего не было видно. Кто упал? Оказалось — Лела Мораис.

Мы долго сидели молча. На месте Лелы мог оказаться любой. Вокруг все было черно и мрачно. Наше суденышко металось по волнам, как кожура банана. Только господь бог мог прийти нам на помощь.

Ветер начал стихать. Внезапно перед нами показалось что-то большое. Скала! Я сразу понял: это островок Пассарус. Мы были спасены. Обогнув островок, мы с удвоенной силой налегли на весла и взяли курс на Минделу.

Море понемногу успокаивалось, и мы без особого труда вошли в залив, усталые и промокшие до нитки. Вдохнули родной запах Сонсента — запах земли.

Грог мы все же довезли. Я сказал товарищам, что теперь мы заслужили отдых и еду. В четыре часа утра выгрузились в Шао-де-Алекрим, и таможенники нас не застукали.

Иногда пройдешь опасные места без сучка без задоринки, а потом раз! — и на ровном месте попался. Когда имеешь дело с контрабандой, нужен глаз да глаз.

Один из наших шел впереди, смотрел за дорогой. Я был просто счастлив и постепенно приходил в себя после пережитого. Я думал о том, как завтра куплю на Сонсенте еду и лекарства для дочурки, лежавшей дома со вздутым животом. Я был без ума от моей девочки, все говорили, что она как две капли воды похожа на отца. У меня в доме когда все сыты, то и веселы.

Да, простите, я отвлекся, сеньор адвокат.

Мы шли с контрабандой на спине по направлению к Матиота, и вдруг впереди что-то мелькнуло. Мы замерли, как воры, пойманные на месте преступления.

Несколько охранников возвращались навеселе из города. Они нас не заметили. Ньо Браз снова начал насвистывать морну, которой донимал нас целый день. Я велел ему замолчать, потому что всякое могло случиться.

Мы внимательно следили за знаками, которые подавал шедший впереди.

«Ну, кажется, довезли грог в целости и сохранности», — сказал я Бразу.

«Похоже, что так».

Только он это произнес, как из кустов вышли двое и приказали остановиться. Мои товарищи моментально бросили поклажу и понеслись во всю прыть. Исчез и тот, что показывал дорогу. Перед охранниками оказались только я и ньо Браз.

«Вы арестованы!»

Сеньор доктор, услышав это, я чуть не потерял сознание. Я встал на колени, умолял, чтобы не забирали мой грог и не сажали меня в тюрьму. Я рассказал обо всех своих несчастьях; о выжженных солнцем полях Санто-Антао, о людях, умирающих от голода, о несчастных детях и жене. Одного из охранников я знал: его звали Лела Энрикес. Когда-то мы с ним ходили под одним парусом. Но он сказал, что ничего сам не решает, хотя, думаю, он мог бы помочь, потому что второй таможенник стоял вдалеке и разговаривал с ньо Бразом. Стал я Лелу просить:

«Лела, если меня посадят, я погиб. Ты ведь меня знаешь: вместе работали, ели, спали и выпивали иногда. Неужели ты заберешь мою контрабанду? Ты знаешь, что я не вор. Отпусти нас с Бразом».

А Лела уперся, как ишак:

«Порядок есть порядок».

Я говорю:

«Лела, неужели у тебя хватит совести меня посадить? В такой голод отнять у меня единственную надежду? В тяжелые времена люди должны помогать друг другу, быть братьями. Если бедняк не поможет бедняку, то кто же поможет?»

И я посмотрел на него таким умоляющим взглядом, что камень бы прослезился, а он хоть бы что. Я ему говорю, что по совести он не должен забирать мой товар, что в нем единственное мое спасение, а потом уже разозлился и спрашиваю:

«Что же ты за человек такой?»

А он свое:

«Заберу твой грог и тебя вместе с ним. Правительство мне за это платит».

Когда он мне это выложил со своим гнусным португальским произношением, я бросился на него, повалил на землю, сел верхом и бил, бил — с остервенением, с яростью, уже не понимая, что делаю и кто лежит подо мной: человек или взбесившийся зверь.

Я бил, бил его по животу, по голове, по всему телу, и знаете, сеньор доктор, я его даже укусил от ненависти. Потом я почувствовал удар в голову и очнулся только в тюрьме.

Поверьте, сеньор, все было именно так, святой истинный крест.

— Вы сожалеете о том, что сделали?

— О чем? Что Лелу побил? Если вы мне друг, сеньор доктор, то не задавайте таких вопросов.

— Почему?

— Сами знаете. Лела вел себя как последняя сволочь — такому не спускают. Скажу больше: попадись он мне сейчас, я бы ему снова