— Тышлер, наш художник, — ответили ему.
— Для чего же ему потребовались эти лапсердаки и кавказские сапоги? На что это? Намеки себе позволяете?
— А что же вы хотите, — с иронией спросил Михоэлс, — чтоб я одел бедняков прошлого века в черкески?
«Лицо» махнуло рукой и вышло, строго-настрого приказав уволить художника из театра.
Так Тышлер остался без работы.
— Каждое утро, — рассказывал Александр Григорьевич с улыбкой и грустной усмешкой, — я брал под мышку одну книгу из своей библиотеки и шел в букинистический магазин. Я уже проел всех философов от Аристотеля до Гегеля. Теперь настала очередь классиков. Вы помните мою серию «Казненный ангел»? Это было похоже на мои книги. Однажды я понес в магазин Данте с рисунками Боттичелли. «Надо просить десятку», — подумал я, подходя к магазину. Букинист бережно принял у меня книгу, мельком взглянул мне в глаза и нюхом опытного книжника определил мое бедственное положение.
— Я приму книгу за двадцать пять рублей!
«Вот так номер, — подумал я. — Данте дал мне пищу на два дня!»
Шел я из магазина, нес в кармане спасительный четвертной и мстительно думал о том, что все-таки беглые рекруты Бойтре ходили в самых настоящих лапсердаках и носили самые настоящие пейсы.
С той поры, — закончил Тышлер свой рассказ, — я уже больше никогда не заводил библиотеки.
И снова текут неспешные душевные беседы с Александром Григорьевичем:
— Меня всегда почему-то волновала проблема лестницы. Как сделать, чтобы было движение? Кстати, эту проблему я решал в серии рисунков к фильму Григория Рошаля «Зори Парижа». Все рисунки Рошаль забрал себе, я их больше не видел.
Мне очень понравился итальянский фильм «Жизнь Леонардо да Винчи». И раньше использовали прием введения в действие ведущего. Это прием не новый. Но здесь это очень уместно. Мне понравилось, что Леонардо ни разу не показан с кистью в руках. Он работает, мы это понимаем, но тогда, когда зритель не видит его. Это здорово! Я помню, в фильме «Дом с мезонином» художник шваркает кисточкой по холсту. В это не веришь. Это неприятно…
Вот посмотрим сейчас мои ранние работы. Сейчас я бы такие не сделал. Ну что, не зря я работал?..
Однажды ко мне на выставке подошел какой-то человек с невыразительным, стесанным лицом и сказал:
— Объясните мне, товарищ Тышлер, почему у вас на всех картинах у всех персонажей вытянутые фигуры, пропорции у них нарушены. Почему у них нет правильных пропорций?
— Отойдите от меня на два шага! Так! Еще немного отойдите!
Он повиновался.
— А у вас разве есть пропорции? — спросил я. — Нет! У вас совсем нет никаких пропорций! — Все вокруг засмеялись, а смущенный парень юркнул в толпу.
У Александра Григорьевича Тышлера были идеальные пропорции во всем, что он делал. Были они и в его жизни. Потому что верной была его основная пропорция — соотношение его личности к Жизни — к прошлому, настоящему и будущему.
В последний раз я был у Тышлера с 14-летним сыном, и Александр Григорьевич, посмотрев его акварели, сказал ему очень сердечно:
— Рисуй больше, работай, рисуй все подряд, мир того стоит!
Художник истинный приходит, появляется на свет, чтобы под управлением Б-га при помощи своего искусства совершенствовать этот мир, живущих в нем людей.
Он утверждает: вот что есть высшая красота, настоящая вера и этика. Художник ничего не уносит с собой. Все оставляет людям.
Оставленное Александром Тышлером — вечно.