- Куда ты идешь, маленькая обезьянка? Разве ты не хочешь поиграть?
- Мальчики, держитесь от меня подальше. Мне не нужны неприятности.
- Но мы знаем, грязная маленькая обезьянка. Мы хотим неприятностей, – сказал Маленький Дэйви, приближаясь к ней.
- Я позвоню в полицию!
- И как ты собираешься это сделать? – Спросил Бо. – Здесь нет никаких телефонов.
- Нет. Мне кажется, что остались только ты и мы. Но вот что я тебе скажу, так как все вы, ниггерские сучки, все равно кучка шлюх. Ты отсосешь нам всем, и мы не причиним тебе вреда. Мы отпустим тебя, – сказал Маленький Дэйви.
- Оууу. Какая гадость! Я не позволю этой морщинистой старой ниггерше сосать мой член. Она выглядит, как будто ей сто лет! – Сказал Скиннер с выражением отвращения, перекрутившим его лицо. В 17 лет Скиннер был самым младшим. У него оставался еще один год в старшей школе. Он всегда был тем, кто пытался свалить всякий раз, когда у них было что-то опасное или преступное, хотя Маленький Дэйви знал, что Скиннер был садистом. Скиннер признался ему, что любит мучить кошек, и даже однажды отрезал яйца бездомной собаке. Скиннер не боялся насилия. Ему нравилось. Скиннер боялся именно тюрьмы. Он был невысокого роста, почти такой же низкий, как Малыш Дэйви, худой, в очках.
- Если я когда-нибудь попаду в тюрьму, меня изнасилуют. Посмотри на меня! – cказал Скиннер однажды, когда они говорили о похищении и убийстве черных детей, убийцей детей в Атланте.
- У этого парня были яйца. У него была правильная идея, – сказал Скиннер, – но я никак не мог этого сделать.
- Если бы ты попал в тюрьму, то связался бы с “Арийским Братством”. Они защитят тебя, – ответил Маленький Дэйви, пытаясь успокоить его. Идея похищения и пыток черных детей была привлекательной, и он не хотел ее исключать. Хотя он не был уверен, что им это сойдет с рук. Хотя, мужчина может мечтать.
- Да, и тогда ты будешь их сучкой. По крайней мере, тогда ты будешь сосать белый член вместо большого черного, – сказал Бо и засмеялся.
Маленький Дэйви улыбнулся. На этот раз он не выпускал цыпленка Скиннера.
- Каждая женщина прекрасна с моим членом во рту. Ты только представь, что это кто-то другой, как Мадонна или та цыпочка, которая из “Женаты, с детьми”. Это будет так же, как дрочить, только рот этой старой ниггерши вместо твоей руки.
Бо и Скиннер оба выглядели в ужасе, но затем они начали склоняться к этой идее. Дэйви видел это в их глазах и глупых усмешках на их лицах. Он знал, что Скиннер был девственником и так же уродлив, как эта старая сука, он бы позволил ей обернуть ее большие черные губы обезьяны вокруг его маленького клюва в одно мгновение. Малыш Дэйви осмотрел станцию метро. Она все еще была пуста. Расстегнул ширинку, достал член и помахал им старушке. Она смотрела на него в ужасе, как будто он достал пистолет из штанов.
- Давай, ниггер. Иди сюда и отсоси. Не пытайся сказать, что не знаешь, как. Держу пари, ты сосала больше членов, чем можешь вспомнить, сколько тебе лет.
Маленький Дэйви начинал возбуждаться. Тогда старушка плюнула в него.
- Ты отвратительный язычник! Вам должно быть стыдно. Я звоню в полицию. Hа помощь! На помооощь!
Маленький Дэйви заправил свой член обратно в штаны, более чем немного разочарованный тем, что она не пошла на это. С тех пор, как его подруга ушла от него год назад, ему только один раз сосала член девушка старше его, которая жила на улице, и это было невероятно. Какой бы старой и морщинистой эта дама ни была, он был уверен, что мог бы кончить точно так же, если бы она обернула губы вокруг его члена. Он фантазировал о том, чтобы засунуть его ей в горло и задушить.
- О, хорошо. Похоже, нам придется сделать тебе больно.
Маленький Дэйви выхватил у Бо бутылку “Уайлд Терки” и вылил ее на голову старухи. Он бесстрастно наблюдал, как она, утопая в алкоголе, материлась и бормотала. Затем он выбросил бутылку на железнодорожный путь. Старуха вздрогнула, когда стекло разбилось. Маленький Дэйви полез в карман за зажигалкой, а затем поджег волосы. Пламя быстро охватило ее лицо, а затем и пальто. Ее крики наполнили вокзал.
- О черт! – Кричал Бо.
- Какого хрена, мужик! Для чего ты это сделал? – cкулил Скиннер.
Маленький Дэйви промолчал. Он смотрел в изумлении, когда лицо старухи начало таять и ее глазные яблоки шипели и лопались, как яйца в микроволновке. Война уже началась.
Глава 3
Приземистый дом, 3:35 утра
Ветер звучал грустно и сердито, жестоко, как измученный дух бушует против существования. Мак мог слышать грохот барабанов и вой гитар на ветру. Он почти мог написать текст, что-то быстрое, бунтарское, вызывающее, как спид-метал или хардкор. Это была такая ночь, когда влюбленные сворачивались калачиком под одеялами перед ревущим камином, а дети потягивали какао и фантазировали о Рождестве. Это была такая ночь, которая гнала бездомных в приюты или замораживала на тротуаре. Ночь, которая привела всех панков с Южной улицы, чтобы спастись от холода.
Мак сидел на диване с бутылкой “Кольта.45”, емкостью 40 унций на коленях, свободной рукой водя по двум кинжалам, перекрещенным через пряжку ремня, он грезил о Миранде. В последний раз, когда он был в больнице, чтобы увидеть ее, он держал ее за руку и плакал двадцать минут. Мак все еще плакал, когда вышел из больницы. Он чувствовал, что должен был спасти ее, как он должен был добраться до нее раньше. Мак задавался вопросом, не провел ли он слишком много времени, выбивая дерьмо из этих скинхедов, начал слишком сильно любить ее и забыл о ней всего на секунду, увлеченный своей жаждой насилия. Может, если бы он нанес меньше ударов, он бы добрался до нее раньше. Он прокручивал его снова и снова в своей голове, редактируя его, чтобы увидеть, где время могло быть вырезано, где он чрезмерно потакал насилию за счет Миранды. Мак не знал, что он будет делать, если ей не станет лучше. Он сделал еще один глоток из бутылки и положил ее себе на колени. Это была единственная оставшаяся бутылка “Кольта”, и он берег ее. Он прошел весь путь до Саут-стрит, чтобы получить его. Вискарь был редкостью в этом районе.
“Мертвые молочники” пели о своем “Bitchin Camaro”, когда Джейсон танцевал вокруг гостиной, пиная и топая в своих черных “Doc Martens”, пытаясь проделать дыру прямо посреди дома. Мак засмеялся и отдал честь бутылкой.
- Хлопай, детка! Хлопай! – кричал