- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (27) »
два в месяц. Но бывает, что не приходит по три месяца.
— Госпожа Антуан ведет себя нормально?
— Как все одинокие старушки. Она получила хорошее воспитание и со всеми любезна.
— Она у себя сейчас?
— Нет. Она пользуется каждой минутой солнечного дня и скорее всего сидит на скамейке в Тюильри.
— А с вами она иногда разговаривает?
— Мы обмениваемся парой слов. Обычно она спрашивает о моем муже, который лежит в больнице.
— Благодарю вас.
— Я думаю, мне не надо сообщать ей об этой беседе?
— Это не имеет значения.
— Во всяком случае, я не думаю, чтобы она была сумасшедшей. У нее свои странности, как и у всех стариков, но не больше, чем у остальных.
— Возможно, я еще зайду.
Мегрэ был в хорошем настроении. Вот уже десять дней с неба не упало ни капли дождя, дул легкий ветерок, небо было светло-голубым, и при этой идеальной майской погоде Париж был похож на опереточную декорацию. Он немного засиделся у себя в кабинете, просматривая уже давно лежащий рапорт, от которого ему хотелось избавиться. С улицы доносился шум машин и автобусов, время от времени — звук сирены буксира. Было уже около семи, когда он открыл дверь в соседнюю комнату, где дежурил Люка и еще два или три инспектора, — он пожелал им спокойной ночи. Спускаясь по лестнице, а затем проходя через ворота мимо двух дежурных полицейских, которые отдали ему честь, он размышлял, не зайти ли ему в пивную «Дофин» выпить аперитив. В конце концов решил идти прямо домой. Но не успел он сделать несколько шагов в сторону бульвара Пале, как перед ним появилась старушка, которую он сразу узнал по описанию Лапуэнта. — Это вы, правда? — спросила она взволнованно. Она не произнесла даже его имени. Это мог быть только он, знаменитый комиссар, о котором она столько читала в газетах. Она даже вырезала статьи и наклеивала их в тетрадь. — Простите, что я задерживаю вас на улице, но те, там, наверху, не позволяют мне войти к вам. Мегрэ почувствовал себя немного смешным и представил иронические улыбки стоящих сзади полицейских. — Я, конечно, их понимаю. Я к ним не в претензии. Они ведь должны дать вам спокойно работать, правда? Комиссара больше всего поразили ее чистые серые глаза, одновременно кроткие и сияющие. Она улыбалась ему. Она чувствовала себя на седьмом небе. В ее маленькой фигурке ощущалась необычная энергия. — В какую сторону вы идете? Он назвал мост Сен-Мишель. — Вам не помешает, если я пойду вместе с вами? Она семенила рядом с ним и от этого казалась еще меньше. — Прежде всего, вы должны знать, что я не сумасшедшая. Я знаю, как молодые смотрят на стариков, а я уже стара. — Вам восемьдесят шесть лет, правда? — Вижу, что молодой человек, который меня принимал, рассказал вам обо мне. Он слишком молод для своей профессии, но хорошо воспитан и очень вежлив. — Вы долго меня ждали здесь? — Я пришла без пяти шесть. Подумала, что в шесть вы кончаете работу. Видела много людей, выходящих из здания, но вас среди них не было. Значит, она ждала его целый час, стояла на улице, а охранники равнодушно смотрели на нее. — Я чувствую опасность. Не без причины кто-то пробирается в мой дом и роется в моих вещах. — Откуда вы знаете, что в ваших вещах роются? — Потому что я не нахожу их там, где оставила. Каждая вещь у меня имеет свое место, установленное сорок лет назад. — Это часто случается? — По крайней мере четыре раза. — У вас есть какие-нибудь ценные вещи? — Нет, господин комиссар. Только мелочи, собранные за всю жизнь. Она внезапно обернулась, и он спросил: — За вами кто-то следит сейчас? — Сейчас нет, нет. Умоляю вас, зайдите ко мне. На месте вы лучше поймете. — Я сделаю все, чтобы найти время. — Сделайте это для старой женщины. Набережная Межесери в двух шагах отсюда. Зайдите ко мне в ближайшие дни, обещаю, что не буду вас задерживать. Обещаю также, что в полицию я больше не приду. Она была достаточно хитра. — Я приду вскоре, — пообещал он. — На этой неделе? — Может быть, на этой. Если нет, то на следующей. Они подошли к автобусной остановке. — Прошу меня извинить, но сейчас я должен идти домой. — Я надеюсь на вас, — сказала она. — Я вам верю. Сейчас, оставшись один, он затруднился бы сказать, что он о ней думает. Несомненно, ее история была одна из тех, которые из самых невинных побуждений придумывают мифоманы. Но когда он стоял пред ней и смотрел ей в глаза, то склонен был воспринять ее рассказ всерьез. Мегрэ вернулся домой. Стол был уже накрыт к ужину. Он поцеловал жену в обе щеки. — Наверное, в такую прекрасную погоду ты выходила прогуляться? — Я ходила за покупками. Он задал ей вопрос, который ее удивил. — Ты тоже посиживаешь на скамейке в парке? Ей пришлось порыться в памяти. — Конечно, со мной это случалось. Например, когда я ждала своей очереди к зубному врачу. — Сегодня я встретился с женщиной, которая все послеобеденное время проводит на скамейке в Тюильри. — Так делают многие. — А с тобой кто-нибудь пробовал заговорить? — По крайней мере раз. Мать маленькой девочки попросила, чтобы я несколько минут за ней посмотрела. Она хотела купить что-то в магазине на другой стороне сквера. Окно было открыто. На ужин ели холодное мясо с майонезом и салат. — Может быть, немного пройдемся? Они вышли на улицу. Солнце еще окрашивало небо в розовый цвет, на бульваре Ришар-Ленуар было тихо, в окнах домов виднелись люди. Супруги Мегрэ смотрели на прохожих, на витрины, время от времени обменивались короткими фразами. Прошли на площадь Бастилии, потом возвратились бульваром Бомарше. — Я принял сегодня странную старушку. Точнее, Лапуэнт ее принял. Она ждала меня перед зданием и остановила на улице. Судя по тому, что она говорила, это сумасшедшая. Во всяком случае, слегка помешанная. — Что у нее произошло? — Ничего. Утверждает только, что, когда возвращается домой, замечает, будто вещи лежат не на обычных местах. — У нее нет кота? — Лапуэнт ее об этом спрашивал. У нее нет никаких животных. Она живет над магазином птиц, и этого ей достаточно. Она целый день слушает пение птиц. — Ты думаешь, она говорит правду? — Пока я с ней разговаривал, я ей верил. У нее серые глаза, чистые и добрые. Я бы даже сказал: полные душевной простоты. Двенадцать лет она вдова. Семьи у нее нет, живет одна. Кроме племянницы, не встречается ни с кем. Утром идет за покупками, в белой шляпке и белых перчатках. После обеда обычно сидит на скамейке в Тюильри. Не жалуется. Не скучает. Кажется, что одиночество ее не тяготит. — Ты
Мегрэ был в хорошем настроении. Вот уже десять дней с неба не упало ни капли дождя, дул легкий ветерок, небо было светло-голубым, и при этой идеальной майской погоде Париж был похож на опереточную декорацию. Он немного засиделся у себя в кабинете, просматривая уже давно лежащий рапорт, от которого ему хотелось избавиться. С улицы доносился шум машин и автобусов, время от времени — звук сирены буксира. Было уже около семи, когда он открыл дверь в соседнюю комнату, где дежурил Люка и еще два или три инспектора, — он пожелал им спокойной ночи. Спускаясь по лестнице, а затем проходя через ворота мимо двух дежурных полицейских, которые отдали ему честь, он размышлял, не зайти ли ему в пивную «Дофин» выпить аперитив. В конце концов решил идти прямо домой. Но не успел он сделать несколько шагов в сторону бульвара Пале, как перед ним появилась старушка, которую он сразу узнал по описанию Лапуэнта. — Это вы, правда? — спросила она взволнованно. Она не произнесла даже его имени. Это мог быть только он, знаменитый комиссар, о котором она столько читала в газетах. Она даже вырезала статьи и наклеивала их в тетрадь. — Простите, что я задерживаю вас на улице, но те, там, наверху, не позволяют мне войти к вам. Мегрэ почувствовал себя немного смешным и представил иронические улыбки стоящих сзади полицейских. — Я, конечно, их понимаю. Я к ним не в претензии. Они ведь должны дать вам спокойно работать, правда? Комиссара больше всего поразили ее чистые серые глаза, одновременно кроткие и сияющие. Она улыбалась ему. Она чувствовала себя на седьмом небе. В ее маленькой фигурке ощущалась необычная энергия. — В какую сторону вы идете? Он назвал мост Сен-Мишель. — Вам не помешает, если я пойду вместе с вами? Она семенила рядом с ним и от этого казалась еще меньше. — Прежде всего, вы должны знать, что я не сумасшедшая. Я знаю, как молодые смотрят на стариков, а я уже стара. — Вам восемьдесят шесть лет, правда? — Вижу, что молодой человек, который меня принимал, рассказал вам обо мне. Он слишком молод для своей профессии, но хорошо воспитан и очень вежлив. — Вы долго меня ждали здесь? — Я пришла без пяти шесть. Подумала, что в шесть вы кончаете работу. Видела много людей, выходящих из здания, но вас среди них не было. Значит, она ждала его целый час, стояла на улице, а охранники равнодушно смотрели на нее. — Я чувствую опасность. Не без причины кто-то пробирается в мой дом и роется в моих вещах. — Откуда вы знаете, что в ваших вещах роются? — Потому что я не нахожу их там, где оставила. Каждая вещь у меня имеет свое место, установленное сорок лет назад. — Это часто случается? — По крайней мере четыре раза. — У вас есть какие-нибудь ценные вещи? — Нет, господин комиссар. Только мелочи, собранные за всю жизнь. Она внезапно обернулась, и он спросил: — За вами кто-то следит сейчас? — Сейчас нет, нет. Умоляю вас, зайдите ко мне. На месте вы лучше поймете. — Я сделаю все, чтобы найти время. — Сделайте это для старой женщины. Набережная Межесери в двух шагах отсюда. Зайдите ко мне в ближайшие дни, обещаю, что не буду вас задерживать. Обещаю также, что в полицию я больше не приду. Она была достаточно хитра. — Я приду вскоре, — пообещал он. — На этой неделе? — Может быть, на этой. Если нет, то на следующей. Они подошли к автобусной остановке. — Прошу меня извинить, но сейчас я должен идти домой. — Я надеюсь на вас, — сказала она. — Я вам верю. Сейчас, оставшись один, он затруднился бы сказать, что он о ней думает. Несомненно, ее история была одна из тех, которые из самых невинных побуждений придумывают мифоманы. Но когда он стоял пред ней и смотрел ей в глаза, то склонен был воспринять ее рассказ всерьез. Мегрэ вернулся домой. Стол был уже накрыт к ужину. Он поцеловал жену в обе щеки. — Наверное, в такую прекрасную погоду ты выходила прогуляться? — Я ходила за покупками. Он задал ей вопрос, который ее удивил. — Ты тоже посиживаешь на скамейке в парке? Ей пришлось порыться в памяти. — Конечно, со мной это случалось. Например, когда я ждала своей очереди к зубному врачу. — Сегодня я встретился с женщиной, которая все послеобеденное время проводит на скамейке в Тюильри. — Так делают многие. — А с тобой кто-нибудь пробовал заговорить? — По крайней мере раз. Мать маленькой девочки попросила, чтобы я несколько минут за ней посмотрела. Она хотела купить что-то в магазине на другой стороне сквера. Окно было открыто. На ужин ели холодное мясо с майонезом и салат. — Может быть, немного пройдемся? Они вышли на улицу. Солнце еще окрашивало небо в розовый цвет, на бульваре Ришар-Ленуар было тихо, в окнах домов виднелись люди. Супруги Мегрэ смотрели на прохожих, на витрины, время от времени обменивались короткими фразами. Прошли на площадь Бастилии, потом возвратились бульваром Бомарше. — Я принял сегодня странную старушку. Точнее, Лапуэнт ее принял. Она ждала меня перед зданием и остановила на улице. Судя по тому, что она говорила, это сумасшедшая. Во всяком случае, слегка помешанная. — Что у нее произошло? — Ничего. Утверждает только, что, когда возвращается домой, замечает, будто вещи лежат не на обычных местах. — У нее нет кота? — Лапуэнт ее об этом спрашивал. У нее нет никаких животных. Она живет над магазином птиц, и этого ей достаточно. Она целый день слушает пение птиц. — Ты думаешь, она говорит правду? — Пока я с ней разговаривал, я ей верил. У нее серые глаза, чистые и добрые. Я бы даже сказал: полные душевной простоты. Двенадцать лет она вдова. Семьи у нее нет, живет одна. Кроме племянницы, не встречается ни с кем. Утром идет за покупками, в белой шляпке и белых перчатках. После обеда обычно сидит на скамейке в Тюильри. Не жалуется. Не скучает. Кажется, что одиночество ее не тяготит. — Ты
- 1
- 2
- 3
- 4
- 5
- . . .
- последняя (27) »