речку — по узкому деревянному мостику — прорезал наискосок березовую рощу и закружился на одном месте.

— Не засыпай! — сказала Алла.

— Я неза-сы-паю! — сказал засыпая Таратута.

...Он проснулся минут через пять, как ему показалось, но когда он с трудом разлепил глаза, он обнаружил, что лежит в своем купе, а за окном совершенно светло, солнечно.

Из радиодинамика доносилось какое-то шипенье и потрескиванье, как будто на гигантской кухне, на гигантской сковороде жарили гигантскую яичницу.

Потом шипенье и потрескиванье прекратились, и отвратительно бодрый голос сказал:

— Граждане пассажиры! Наш скорый поезд номер тридцать второй прибывает в столицу нашей родины орденоносный город-герой Москву.

В радиодинамике что-то щелкнуло — и сводный хор молодцев и девиц, счастливо избежавших тягот военной службы и ужасов честного труда, грянул во всю дурацкую мочь:

— Москва моя, страна моя.

Ты самая любимая!

Конец первой части.

Бад-Хайльбрун, Мюнхен, Париж.

1976-1977 гг.