Сердце-озеро (Нина Георгиевна Кондратковская) Страница 1 - Литвек

Сердце-озеро

Хребты Урала, как вершины славы,

Дороги к ним прекрасны и круты.

Таят в себе обветренные скалы

Уральского характера черты.

ОТ АВТОРА

Эта книга о самом дорогом — о родной земле, прекраснейшем крае России — Южном Урале. Содержание сказов, легенд, поэм, стихотворений навеяно его героическим прошлым, ратными и трудовыми подвигами наших современников.

Знаете ли вы свой отчий край? Какие в ваших местах происходили события в далекие и близкие годы? О чем говорят названия вашей речки, деревни, рощи? Знаете ли вы местные памятники истории, природы, культуры, сохранившиеся о них предания?

Работа, нелегкая, но радостная, с юных лет породнила меня с Уралом, и я искренне хочу передать свою любовь к нему, к его людям. Ведь чем бережнее мы храним память о прошлом, чем зорче вглядываемся в сегодняшний день, тем полнокровнее и ярче становится наша собственная жизнь.

СКАЗ ПРО ОЛЕКСАШКИНУ ЧАШУ

В дальней дали от столицы,

За три тысячи дорог,

При какой-то там царице

Жил уральский гончарок.

Глина белая, бывало,

Из его веселых рук

Лебедицей выплывала,

Очертя гончарный круг.

И добротна, и красива,

Колокольчата на звон:

Что ни чашка — то спасибо,

Что ни блюдо — то поклон.

А в затейливых узорах —

Горы, цветики, леса,

Зори плещут на озерах,

Птицы ладят голоса.

Побрели по свету чашки

И молву на хитрый лад

Донесли об Олексашке

До царицыных палат.

В Петербург пригнали парня,

Дали дом со всем добром

И поставили гончарню

В трех саженях от хором.

— Сотвори, — велели, — чашу,

Не к застолью — напоказ,

Позатейливей, покраше

Дорогих заморских ваз.

А для росписи богатой

Все, что надобно, проси,

Ибо честь дороже злата

Для престола и Руси!

Он одет и сыт по горло,

Пьет и нюхает табак:

Дома шла работа споро —

Тут не спорится никак.

Вся окрестная натура,

Коей парень окружен,

Канделябры да амуры

Так и лезут на рожон.

Где не надо, нагородит

Завитушек без числа,

Самого с души воротит

От того рукомесла.

Прибежали фавориты

Поглядеть на лепоту,

Увидали фавориты

Вместо чаши срамоту.

Разглядели — застонали:

— Ох, разбойник! Ох, упырь!

С чашей царскою, каналья,

Всех подвел под монастырь!

Опосля изрядной порки

Прочь от царского двора

На торговые задворки

Поселили гончара:

Пусть купеческая дочка,

Как царевна в терему,

Понарошку из окошка

Улыбается ему.

Пусть гончар посуду лепит,

На девицу мечет глаз:

Мол, проймет сердечный трепет

Выйдет чаша в самый раз!

А когда пришли вельможи

Да взглянули на верстак,

Таково скрутили рожи,

Что не выкрутят никак:

По глазури пышет злато,

А посудина точь-в-точь

Крутобока да пузата,

Как купеческая дочь.

Тут уж парня тряханули,

Что ни сесть ему, ни лечь,

В баньку тесную впихнули:

Вот те глина, вот те печь!

Разогнав лучиной темень,

В черной копоти, в дыму

Олексашка чешет темя,

Примеряет чо к чему.

Был талан — и нету боле!

Не заделье — маета.

Дух не тот у глины, что ли,

Аль вода в реке не та?..

А уже по царским залам

Заблистал парижский шик,

Гостем званым и незваным

Весь дворец кишмя кишит.

Все вальяжны, шибко важны,

Смотрят сослепу в лорнет,

Поглядеть желают чашу,

А хваленой чаши нет.

И покудова разводят

Меж собой хухры-мухры,

Фавориты хороводят

Олексашку за вихры.

Олексашка локти гложет:

— Неповинен, вот те крест!

Эта глина петь не может,

Дайте глину с-наших мест

И водицы родниковой,

Что с-под камушка чурит, —

Наверчу любых диковин! —

Олексашка говорит.

Подъезжают к бане сани,

В прах сугробы распыля.

Сам светлейший влазит в баню,

Разодетый в соболя.

Не шумит беспутным ором —

На устах гречишный мед.

Не битьем, а уговором

Парня, думает, проймет:

— Разве ж Питер — не Расея?

Не твоя ль, мужик, земля

От застругов Енисея

До стоглавого Кремля?

— Так-то так. Земля едина,

И князьям, и нам родна,

Да, по мне, с родного дыму

Зачинается она.

— По тебе?!

Ты это что же

Вольнодумствуешь, холоп? —

Так и вскинулся вельможа,

Зенки выкатя на лоб:

— Ишь, смутьян! Родного дыму

Захотел, чалдонья вошь!

А под шелепы, на дыбу

За продерзости не хошь?!

Но гончар твердит упрямо,

От угрозы не дрожа:

— На заимке за горами

Глина больно хороша,

А еще за нашим кряжем

Есть такой земной завет,

Что по чашкам и по чашам

Сам идет и звон, и свет!

С вашей глиной нету сладу!..

И тогда, угомонясь,

Все доставить супостату

Приказал светлейший князь.

Сорок раз коней сменяли,

Волю царскую творя.

Сорок ребер обломали

Ямщикам фельдъегеря.

Сквозь проселки, тракты, зимник,

По крутогам вверх и вниз

К Олексашкиной заимке

Ураганом пронеслись.

В кадках глину — неба краше,

Родниковый лед литой

В Петербург везли под стражей,

Будто слиток золотой.

Ямщики и кони — в мыле,

Вожжи — в дым, кнуты — в ремки,

Подкатили любо-мило

К черной бане напрямки.

Олексашка рад до смерти!

Весь, как солнышко, горя,

На кругу посуду вертит,

Сверху лепит снегиря.

Вот он, алый, чернохвостый,

Так и рвется в перелет,

То обронит тихий посвист,

То рябинку поклюет.

Будет ведать