разубедить амазонку я, но как-то плохо получалось: у Файки злобно выпучились глаза, щёки наполнились воздухом, — того гляди, сейчас пыхнет, как вышеуказанный змей.

— Спорим, всё это есть! — не став зря разоряться, сестра протянула свою мощную ручищу для заключения пари.

— На что? — подзадоривала я.

— Если я попаду в колодец…

— Отсюда? — уточнила я, прикидывая расстояние: а выходило прилично так — метров пять, если не больше.

— Да. Попаду косточкой в колодец, и при первом же случае ты едешь со мной! Если я нет, а ты — да, то остаёмся здесь!

— И будем мирно и тихо догнивать в этой деревушке. В том же самом поможем Настасье. — Подытожила я, и мы ударили по ладоням.

Чему быть — тому ни миновать! Если у Всевидящей есть, какой план для нас, мы об этом узнаем.

Файка прицелилась и… попала прямо в колодец. Счастливое лицо подруги предвещало самые глупые приключения. Оставалось дело только за мной. Я тоже прицелилась и пульнула косточку. Хлюпа почему-то не последовало. Зато раздался обиженный возглас. Мы выглянули из своего укрытия. Я таки промахнулась, и не то чтобы сильно. Просто в самый неподходящий момент в деревеньку пожаловали гости, и какому-то лопуху захотелось набрать для лошадки водицы именно из нашего колодца. Моя косточка спикировала прямо ему в глаз. В левый.

Рыжий здоровила прыгал вокруг колодца и вопил:

— Зрения лишили… — дальше было много ругани, так что мы с Файкой вслушиваться не стали.

— Моя взяла! — довольная напомнила подруга.

Мне радоваться было не чему. Во-первых, нас заметили — какой-то темноволосый парень, на вид с крыши, ему около 20 лет, гаденько посмеивался над рыжим и с интересом рассматривал метких стрелков. Во-вторых, — Мудрейшая. Она уже грозила кулачищем обидчицам послов, прибывших за продлением мирного договора с уннийскими амазонками.

— Нет, это она нас взяла! — констатировала я.

Под очень нелестные высказывания Мудрейшей, мы нехотя слезли с крыши. День обещал закончиться в жутких муках. Предчувствие наказания отозвалось болью в ягодицах…

Вечер. Послы заседали в Хоромах Совета, которые мы, шутя называли «комнатой пошептушки». Доблестная армия (небольшой отряд из 50 человек) нажиралась до поросячьего визга в харчевне у Клавки. Мы с Файкой, ещё пуще наказанные, отрабатывали милость Мудрейшей на кухне, всячески прислуживая высокочтимым гостям. Несмотря на то, что подруга моя принадлежала к касте бойцовых волчиц, ей частенько приходилось терпеть издевательства, потому, что я постоянно втягивала её в неприятности. Сейчас Фая костерила меня за мои гениальные идеи, совсем забыв, кто был инициатором стрельбы косточками.

— И пронзила я дракона своим мечом. И… — баловала нас очередной сказкой бабушка, начищая картошку.

— Плюнул он трижды пламенем, а потом скончался со смеху, потому что доселе не видел голых воительниц… — брякнула я и получила по шее. — Ба, ну признайся уже честно, где ты такой меч добыла!

Но она только усмехнулась.

— Так зад болит! Не понимаю, как ты можешь сидеть! — Возмущалась Фая, домывая посуду в положении стоя. Время от времени она нежно поглаживала пострадавшее за грехи место.

— Очень просто: я сижу на коленках и на попу почти не опираюсь. — Пояснила я, расставляя тарелки на большое блюдо.

— А если б, вы себя вели как достойные имени амазонок женщины, у вас ничего бы не болело! — поучала бабушка. — Отнеси им харчи, да не опрокинь по дороге!

Зря она так сказала. На меня слова «не урони», «не упади» и прочие, с приставкой «не», действовали от противного — из рук валилось, ноги подкашивались. Бабушка тоже об этом вспомнила и, с жалостью на меня посмотрела. Её добрые, голубые глаза до сих пор озаряла искорка озорства. Несмотря на возраст, она по-прежнему прекрасно выглядела: лицо ещё не совсем покрытое морщинами, подтянутая фигура и крепкая рука. Говорят, в молодости она была очень красивой и великой воительницей, участвовала в исторических битвах. А в свои 60 лет, она оставалась крепкой, хоть и седовласой. Руки её не дрожали, да и своим полуторным мечом управлялась искусно — одним взмахом лезвия могла снять огни со свечей. Эта сила досталась и моей маме, она тоже многое могла. А ещё красиво пела, чем и привлекла внимание отца. Правда, позволила ему увести себя. Бабушка тосковала, огорчённая предательством дочери. А родители построили себе небольшой домик в лесу, неподалеку от отцовского родного города. Жили бы они долго и счастливо, если бы не появились королевские мытари. У нас тогда имелось лишь: две лошади, корова, да крохотный домик. Посмотрев на такую нищету, мытари решили взять самое ценное у отца — маму. Он убил пятерых, прежде чем они сделали хотя бы шаг к его жене. Но меткий лучник пустил в грудь папе стрелу. Обезумевшая от злости мама, бросилась на оставшихся мытарей и безжалостно убила каждого. В конце концов, над распластанными телами возвышались только лошади.

Я помню это отрывками. В памяти запечатлелось испачканное кровью, орошённое слезами лицо матери, воющей, как волчица, над телом любимого. Сразу после похорон, она взяла меня, решив вернуться к Ба. Путь был не близкий, в обход гор. Путешествие выпало на зимнюю пору. Холод и снег, усталость, болезнь стали нашими спутниками. В деревню мы прибыли обе полуживые. Передав меня бабушке мама скончалась так и не ступив на землю деревни. Ба, разбуженная ночью сторожихами, вышла к воротам и, несмотря на запрет Мудрейшей, принесла нас к себе в дом. Маму она похоронила сама, придав огню, в лесу. А меня выхаживала.

Файка же появилась у бабушки гораздо раньше. За месяц или два до моего появления. Её оставили под главными воротами. Никто не горел желанием воспитывать несчастную. Моя Ба, терзаемая одиночеством, забрала её к себе.

В просторной комнате стоял огромный стол, за которым иногда велись совещания. Чаще здесь собирались старосты и под плеск вина в кружках сплетничали. Сегодня трапезничали четверо мужчин: высокий, светловолосый усач, судя по сверкающему мундиру — командующий, тот самый брюнет, которого я видела утром (разодет он был в дорогие, но простые с виду вещи: зелёная шёлковая рубаха приоткрывающая сильную грудь, куртка на шнуровках тёмного почти чёрного цвета, и даже сапоги из дорогой выделанной кожи, были выбраны в тон), и немного испуганный парнишка, коротко стриженый, прятался рядом со своим предводителем — командующим, а так же по правую руку от Мудрейшей восседал гордый персонаж аристократической внешности в светлых дорогих одеждах, украшенных вышивкой. Короче, последний явно был принцем. Соседским. Предводительница лично следила за благополучием