Глава 1

НЕНАВИЖУ ШКОЛУ.

Не пойду.

Не заставите.

Все.

Достало.

Лера спускалась по лестнице, пиная мешок со сменкой. Сзади, тяжело печатая шаги, шел Герман. Он стучал по перилам через равные промежутки, и от этого звука, такого знакомого, такого надоевшего, хотелось выть.

Ненавижу.

Школу.

Да хоть лопни.

Все бессмысленно. Протесты, злость, ненависть. Можно орать на весь двор, никто не услышит. Потому что «вы должны закончить одиннадцатый класс, это не обсуждается», «не хочу даже слышать о колледже», «Герман идет в университет, и ты с ним» и «совсем немного осталось, разве трудно потерпеть?»

Совсем немного — это для тех, кто не ходит каждый день на каторгу. Всего-то полгода. Шесть месяцев. Что такое шесть месяцев по сравнению с целой жизнью? А ведь еще есть каникулы.

Лера вела другой счет. Шесть месяцев — это двадцать четыре недели, сто шестьдесят восемь дней, четыре тысячи тридцать два часа, двести сорок одна тысяча девятьсот двадцать минут.

Четырнадцать миллионов пятьсот пятнадцать тысяч двести секунд, наполненных болью, страхом, унижением.

Да, она не торчала в школе двадцать четыре часа в сутки. Хоть на том спасибо. Но школа всегда была рядом, нависала обещанием новых унижений и страхов. Ежеминутно. Ежесекундно. Отравляла каждый миг жизни. Насмешливые взгляды, ехидные ухмылки, пинки, тычки, подколки… Сонный бубнеж Ларисы, классной руководительницы.

«Смирнова, сколько можно, никто тебя не трогает, не выдумывай».

Бабах. Хлобыстнула дверь подъезда. Не оборачиваясь, Лера знала: Герман. Ему плевать, что бешеная соседка с первого этажа опять начнет орать и жаловаться маме. И что мама отругает — не его, а Леру за то, что не уследила.

Герман тоже был проблемой.

Если говорить откровенно (но только когда мама не слышит), Герман был главной проблемой.

Лера невидящим взглядом уставилась в широкую спину брата, который уже обогнал ее и быстро шел по улице, привлекая внимание резкими движениями и странной, подпрыгивающей походкой.

Он всегда был таким. Странным, подпрыгивающим, резким. С самого рождения. Наверное, еще когда они вдвоем сидели в животе мамы, он толкал Леру, не замечая, что толкается, и требовал себе больше всего: места, ресурсов, маминого внимания и любви.

Он получал все это сполна, а Лера вечно была на вторых ролях. «Ты девочка, ты должна понимать», «Герману сложнее, чем тебе» и наконец венец всего «ты старше, ты за него отвечаешь».

Ага, старше. На полчаса.

Мам, ты хоть слышишь саму себя?

Мамины подруги приходили в восторг. «Как Герману повезло, что у него есть Лера!»

Никто не думал о том, как не повезло Лере, что у нее есть Герман.

Из-за него она должна торчать в этой школе.

Из-за него над ней издеваются.

Из-за него у нее нет друзей.

А он даже не догадывается об этом. У него все прекрасно. В классе лучший друг, на планшете безлимитный интернет, дома никаких обязанностей. Вот уж точно — как повезло Герману.

Они дошли до перекрестка и остановились, дожидаясь зеленого. Лера знала их дальнейший маршрут до последнего камушка, до последней трещинки на асфальте. После перекрестка налево, мимо супермаркета, похожего на пластиковую новогоднюю игрушку, через площадь с фонтаном, в который обязательно требовалось кинуть камень, независимо от времени года. Потом свернуть во дворы, чтобы справа остался желтый дом, а слева — красно-кирпичный, обойти желтый, пересечь детскую площадку, и выйти наконец на длинную дорожку, в конце которой калитка, ведущая на школьный двор.

Три года Герман ходил в школу только этой дорогой. Только так и никак иначе. Почему? Когда дело касалось Германа, этого вопроса не существовало. Потому что он так хочет.

Чего хочет Лера, никого не волновало.

А иногда она хотела так мало.

Как, например, сейчас. Всего-то нужно, чтобы Герман свернул не налево, а направо. Чтобы пошел не через площадку, а обошел ее стороной. Обошел ее как можно дальше, потому что на этой площадке по утрам с недавних пор тусовались Войцеховская и все остальные.

Может, попытаться?

Лера ускорилась и догнала Германа.

— Пошли через главный вход.

Он даже не повернулся.

— Нет.

— На площадке будет Войцеховская со своей тусовкой.

— Я знаю. Они там всегда сидят.

— Тогда давай туда не пойдем.

— Почему?

Лера сжала кулак. Врезать бы ему как следует. Да не поможет.

— В прошлый раз они сломали замок на твоем рюкзаке, забыл?

— Мама починила замок.

— Хочешь, чтобы они снова сломали что-нибудь?

— Нет.

— Тогда пошли другой дорогой.

Герман подобрал камушек и швырнул его в обледеневшую пасть фонтана, наивно украшенного фонариками к Новому Году. Он ничего не ответил. Лера знала: он не будет тратить время, давая второй ответ на тот же самый вопрос. Герман ценил свое время. И поэтому только один камушек за один раз.

Запустить бы в него этим камнем… Как можно быть настолько умным и одновременно настолько тупым? Он занимает первые места на олимпиадах, но не может сообразить, что лучше отказаться от навязчивой привычки, чем столкнуться лицом к лицу с одноклассниками.

— Какая разница, будут они сегодня на площадке или нет. Мне все равно.

Еще какая разница, Гера. Огромная разница.

Только непроходимый осел может считать иначе.

Детская площадка — пестрое пятно в мире, засыпанном снегом. Коралловый риф, который привлекает всех, от безобидных рыбок до хищных тварей. Желтая куртка Войцеховской вспыхнула издали сигналом опасности.

Беги.

Войцеховская стояла около скамейки — невысокая, с длинными пышными светлыми волосами. Девочка-одуванчик. У одуванчика голубые глаза, аккуратный носик, белые ровные зубки, которые она с удовольствием показывает в улыбке. Вампирские клыки или горб бабы Яги подошли бы ей гораздо больше.

Войцеховская что-то снимала. Как обычно. Королева инстаграма в своем воображении, которая не интересна никому, кроме нескольких прихвостней. Они толпились вокруг нее. Преданная свита. Красавчик Задорин, хомяк Грибанов, кривозубая Донникова, рыжая Тимченко.

И, как ни странно, Литвинова.

На голову выше Войцеховской, карие глаза как у куклы, каштановые кудри до пояса. И, конечно, айфон последней модели, норковая шубка и грубые ботинки. Целой маминой зарплаты не хватит, чтобы купить такие. Литвинова сидела на скамейке за спиной Войцеховской и листала какую-то тетрадь. Да уж, нашла место, чтобы позаниматься.

Что здесь забыла госпожа принцесса? Она никогда не тусовалась с Войцеховской. У