- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (120) »
фиалки, бархатцы, гладиолусы, настурции, астры, дикие розы. Но вот однажды в конце октября суббота настала — а посетительница наша так и не пришла. Ночь вошла в свои права, но никто не позвонил в нашу дверь.
Мы не видели миссис Хан всю неделю, и моя мать была очень рада, когда в восемь часов вдруг зазвонил звонок, и она открыла дверь перед уже знакомой дородной фигурой, застывшей снаружи, в полумраке коридора.
— Добрый вечер! — прозвучало обычное ее приветствие, добродушное, но в этот раз — какое-то нерешительное.
— Добрый вечер, миссис Хан, — ответила мать. — Вы, наверное, на всю неделю в деревню уехали?
— О, нет, не совсем. Мой сын Вилли пришел и принес мне эти цветы — он такой заботливый мальчик, мой сынок! И я подумала — может быть, вы захотите…
Старушка предложила матери букетик. Услышав теплые слова благодарности, она кивнула, развернулась и медленно спустилась по лестнице. Мы услышали, как тихонько щелкнул замок в двери ее квартиры.
Выступив на свет, мать ахнула — букет в ее руке был собран из белых похоронных лилий. Она перевела взгляд за окно — к дому подъехала большая черная машина с поднятым верхом, необычайно длинная. Из нее вышли двое мужчин — одним из них был Вилли Хан, и он плакал. Мать подошла к окну. Хан и незнакомец уже поднимались по лестнице и миновали нашу дверь. Я уловил обрывок их разговора: «да, я принес цветы, лилии, само собой… оставил их здесь около часа назад…» Мать положила руку мне на плечо и показала надпись на ленточке, обернутой вокруг стеблей — в память о моей дорогой матери, миссис Хан. Вскоре из дома вынесли гроб и стали загружать его в катафалк — никто так и не заметил, что белые цветы исчезли с груди усопшей.
Перевод: В. Илюхина
Цветочное подношение
Robert Bloch. «Floral Tribute», 1949. В доме бабушки на столе всегда стояли цветы, поскольку она жила прямо за кладбищем. — Ничто так не освежает комнату, как цветы, — часто повторяла она. — Эд, будь добр, сбегай и принеси каких-нибудь симпатичных цветочков. Кажется, есть несколько неплохих там, у склепа большого Уивера, ну, где вчера вечером я слышала какую-то возню. Ты знаешь, где я имею в виду. Выбери покрасивее, только, прошу тебя, лилии не трогай. И Эд мчался со всех ног на кладбище выполнить просьбу бабушки, перелезая через забор и перескакивая через могилу старого Патнама и провалившееся надгробие. Он бежал по тропинке, иногда срезая путь через кусты за статуями. Эду еще не было семи лет, а он уже знал кладбище как свои пять пальцев и нередко с наступлением темноты играл здесь с ребятами в прятки. Он любил кладбище, оно нравилось ему больше, чем двор и ветхий дом бабушки, в котором они жили вдвоем. Четырехлетним малышом он каждый день бегал сюда играть среди могил. Здесь повсюду росли большие деревья, кусты и сочно-зеленая трава. Очаровательные тропинки извивались, словно бесконечные лабиринты, среди могильных холмов и белых каменных памятников, без устали пели птицы, кружа над цветами. Здесь было тихо и красиво, никто не мешал Эду, не ругал его и не следил за ним, если только он не натыкался на сторожа старика Супасса, который жил в большом каменном доме у главного входа на кладбище. Бабушка часто рассказывала Эду о старике Супассе и предупреждала его, чтобы он остерегался попасться ему в руки на территории кладбища. — Он не любит, когда там играют маленькие мальчики, — говорила она, — особенно, когда там идут похороны. По тому, как он себя ведет, можно подумать, что это его собственное кладбище! Играй, где хочешь. Только смотри, Эд, не попадайся ему на глаза. В конце концов, я всегда повторяю, что молодость дана нам один раз… Бабушка была просто чудо! Она даже разрешала Эду гулять допоздна и играть в прятки с Сюзи и Джо на кладбище и вовсе не волновалась за него, поскольку у нее самой по вечерам собирались гости. Днем к ней почти никто не заходил, лишь мороженщик, мальчик, торгующий фруктами, да еще почтальон — обычно он приходил раз в месяц и приносил ей пенсию. А так в доме никого не было, кроме Эда и бабушки. Однако по вечерам бабушка принимала гостей, которые всегда приходили после ужина, часов в восемь, когда стемнеет. Иногда у нее бывали один-два гостя, иногда — целая компания. Чаще всего захаживали мистер Уиллис, миссис Кассиди и Сэм Грейтс. Приходили и другие гости, но Эд лучше всего запомнил этих трех. Мистер Уиллис был смешным маленьким человечком, всегда ворчащим и жалующимся на холод. У него всегда возникали споры с бабушкой по поводу «его собственности». — Вы и понятия не имеете, что с каждым днем становится все холоднее и холоднее, — говаривал он, сидя в углу у камина и потирая руки. — Не думайте, что я просто так жалуюсь. Нет ничего хуже ревматизма. Уж они, по крайней мере, могли дать мне приличную подкладку для пальто. В конце концов после того, как я оставил им столько денег, у них поднялась рука выбрать мне дешевенькую хлопчатобумажную тряпку, которая износилась уже после первой зимы… Ох уж и ворчун был этот мистер Уиллис. Лицо старика было испещрено морщинами и всегда имело хмурый и сердитый вид. Эду толком так и не удалось разглядеть его, поскольку сразу после ужина, когда гости проходили в гостиную, бабушка выключала в ней свет, и комнату освещал лишь пылающий камин. — Нам надо урезать наши расходы, — объяснила она Эду. — Моей маленькой вдовьей пенсии еле хватает на одного, чтобы свести концы с концами, не говоря уже о содержании сиротки. Эд был сиротой. Он знал об этом, но это его не беспокоило. Другое дело старый мистер Уиллис, его постоянно что-нибудь тревожило. — Подумать только, что в конце концов я пришел к этому, — вздыхал он. — Это место принадлежало моей семье. Пятьдесят лет назад здесь было простое пастбище, всего лишь луг. Вы знаете, Марта. Марта — это бабушкино имя. Марта Дин. А дедушку звали Роберт Дин. Он умер давно, во время войны, и бабушка даже не знала, где он похоронен. Но до смерти он успел построить для нее этот домик. Вот что, думал Эд, сводило мистера Уиллиса с ума. — Когда Роберт построил дом, я отдал ему эту землю, — жаловался мистер Уиллис. — Все было по-честному. Но когда сюда стал наступать город — тут уже пошла грязная игра. Кучка аферистов-адвокатов обманом согнала человека с его законной собственности, и все это с болтовней о вынужденной продаже и конфискации. Считаю, что у меня пока еще есть моральное право, да, моральное право, не на этот крошечный клочок земли, куда меня запихнули, а на весь участок. — Ну и что вы собираетесь делать? — поинтересовалась миссис Кассиди. — Выгнать нас? И она тихо- 1
- 2
- 3
- 4
- . . .
- последняя (120) »