Цитата из “Альбатрос расправляет крылья” — исторической монографии за авторством С. Ларка.
Записи на полях первого экземпляра книги, находящегося в личной коллекции командующего:
Книга хороша с пропагандистской точки зрения, но упаси боги того, кто решится использовать её как актуальное учебное пособие. А.Т.
Он неплохо передал твою любовь к пафосу)) Я.С.Л.
Стиль хромает. И почему обо мне так мало? К.А.
Дамы, вы закончили реализовывать свои творческие позывы? Или мне одолжить у детей раскраски? А.Т.
=) Я.С.Л.
=P К.А.
=D Б.Б.
Хватит их поощрять, Блейк! А.Т.
Он проснулся с коротким вздохом, слепо шаря рукой по ткани тонкого одеяла. Что-то было не так. Что-то было неправильно.
Воспоминания. Мысли. Эмоции.
Чужие, непрошенные, незнакомые, обрушивались на его разум приливными волнами, грозясь затопить, разрушить всё, что делало его Адамом Таурусом — революционером, командиром Белого Клыка, защитником своего народа.
Планета, свободная от гримм. Планета, полная жизни. Планета, где не было фавнов, не было аур, не было праха. Мир, полыхающий войнами, скованный границами и противостоящими идеологиями. Мир, в котором ежесекундно гибли сотни тысяч и рождались миллионы людей. Мир, готовый в любую секунду похоронить себя в пламени разрушительного оружия, но в то же время идущий вперёд по дороге прогресса. Мир, безумный и чудовищный своими масштабами, но в то же время родной.
Чужое, незнакомое присутствие сковывало его разум. Чужая, незнакомая сила двигала его конечности. Чужие, незнакомые мысли направляли его тело, оставляя его беспомощным пленником в собственном разуме.
Он был кем угодно, но не беспомощным. Он отказывался им быть!
Его разум вспыхнул гневом, яростью, подавляющим всё и вся желанием вырваться на свободу, освободиться от сковывающих его пут. И они дрогнули. Адам рванулся ещё и ещё, отбрасывая мысли и воспоминания чужака, отвергая их, словно тело отвергает болезнь. Лица родных и близких превращались в поплывшие маски и мутные, неразличимые силуэты. Убеждения и желания, тусклые и, порой, противоречащие самим себе, отвергались и отбрасывались словно ненужный мусор. Имя, отражение в зеркале, ощущение своего тела, всё это обращалось в пыль и пепел.
Он боролся, отбрасывая чуждую суть всё дальше и дальше, отвергая её всё больше и больше. И самое странное — чужак не сопротивлялся или не мог это сделать. Его тело, всё ещё управляемое незримым кукловодом, упрямо стремилось в угол шатра, где над примитивным умывальником висело зеркало. Руки ухватились за края раковины, и Адам-не-Адам поднял голову.
Острый подбородок. Губы, сжатые в тонкую линию. Глаза с изумрудной радужкой. Красные волосы, зачёсанные назад. Два бычьих рога — отличительная черта фавнов — изгибающихся назад, совпадая с линией волос.
От чужака почти ничего не осталось. Последние крупицы его воли, его присутствия, его бытия уходили, растворяясь, как соль в воде, оставляя после себя лишь информацию и воспоминания.
— Адам Таурус, — произнесло отражение его собственным голосом, глядя ему в глаза, — теперь ты знаешь, что будет. Теперь ты знаешь, кто стоит за той женщиной. Что ты выберешь? Судьбу воина или бойцового пса?
Отражение закрыло глаза. Адам открыл их.
Мужчина замер, настороженно и чутко вслушиваясь в звуки полевого лагеря, пока его кулак врезался в гладкую поверхность зеркала. Оно брызнуло осколками, разбиваясь на сотни маленьких частей.
Пошатнувшись, Адам мотнул головой и отступил в сторону, проведя рукой по лицу и подозрительно оглядывая шатёр. Подхватив оружие: короткий меч тёкуто — Погибель и винтовку Багрянец, служащую в качестве ножен меча, он замер, превратившись в неподвижное изваяние и прислушиваясь к каждому звуку. Возможно, подобное помешательство было результатом вражеского Проявления — присущей каждому Охотнику особой способности. Возможно, это была попытка отвлечь его, вывести из строя, пока другие атакуют лишённых его поддержки бойцов. Подобным навыком обладала Эмеральд Сюстрей, соратница женщины в красном — Синдер Фолл.
Шли минуты, а лагерь был тих. Но не мёртвой, грозящей засадой и гибелью тишиной. Потрескивали ветки затухающего костра в вырытой яме, и изредка переговаривались часовые, за стеной шатра раздавалось тихое сопение спящих бойцов, а чуть в стороне, в центре лагеря, тихо гремела посудой утренняя смена, начиная готовить для бойцов завтрак.
Адам взглянул на свиток — карманный персональный компьютер, опустив рукоять клинка. Три часа до начала операции. Затем он замер снова, недоумённо нахмурившись.
Он не знал ни имени зеленоволосой девушки, ни сути её проявления — способности наводить на жертву галлюцинации, абсолютно реалистичные и видимые только ей.
Прошлым вечером, после того, как он отверг их предложение о союзе, он не знал их имён. Так откуда он знает их сейчас?
Ответ пришёл из оставшихся от чужака знаний. И этот ответ ему не понравился.
Они называли происходящее сериалом — анимацией, сделанной исключительно для развлечения зрителей. Для него это был мир, в котором он родился и вырос. Откуда же подобное совпадение?
Знания чужака снова дали ответ. Теория о Ноосфере, незримом поле чистой информации, окутывающей планету и, возможно, всю вселенную. Реальность и вымысел причудливо переплетались в ней — события других миров, утверждали сторонники этой теории, могли находить отражения в фантазиях жителей других, рождая произведения о невозможных, чужих вселенных, чьи реальные прототипы отражались на страницах книг и сценариев фильмов, в мыслях авторов и воображении читателей.
Адам помассировал виски, поморщившись, и сел на смятую простыню на кровати, приковав невидящий взгляд к сброшенной на пол подушке. Следовало действовать практично — а следовательно, принять единственную теорию, дающую хоть какое-то объяснение происходящему, за рабочую. Конечно, это всё ещё могло быть вражеской диверсией, попыткой вывести его из строя, но в этом Адам сомневался: для этого достаточно было просто заставить его не замечать убийцу, отключить его органы чувств, пробраться в шатёр и прикончить его. Создать же в его разуме целый мир, пугающий и восхищающий одновременно, было задачей, посильной лишь гению или безумцу.
Из