К полудню снег и дождь прекратились, но ветер усилился. Упреждения при стрельбе стали невообразимыми, и мы несколько раз промахнулись по гусям. Лёт уток начал стихать, но все же их шло еще очень много. Устав от ветра, я забрался за подветренную сторону дома. Почти тотчас же слева раздался гортанный крик, и над камышами появилась стая гусей. Я сжался в комок — гуси шли прямо на меня, но перед самым домом они взмыли вверх, и я торопливо вскинул ружье. После пяти выстрелов два гуся упали в воду, и я побрел за ними. Налетевший молча табун закричал прямо надо мною. От неожиданности я шарахнулся в сторону, поскользнулся и упал. Правая нога, руки и ружье мгновенно покрылись коркой льда. Стараясь достать гусей, я вдруг увидел, что суши вокруг осталось совсем мало.
Вода неудержимо прибывала. Нагоняемая в Сунгач, она утопила его берега, все ближе подбираясь к дому. От ревущей Ханки нас отделяла только узкая полоска возвышающейся гривы, но и она становилась все тоньше и тоньше. Еще не осознанная тревога вкралась в душу. Я забежал в дом, торопливо переоделся и снова выскочил наружу. Но что это? В воздухе стояла звенящая тишина! Именно звенящая, потому что в ушах еще звучал свист ветра, которого не было. И даже не тишина, а какая-то пустота: пропало все живое, исчезли звуки. И вдруг со стороны Ханки донесся приглушенный гул. Мне показалось, что линия горизонта приподнялась и стремительно понеслась на меня. Разбрызгивая воду, к дому бежали Моргунов и Власов, а за ними, догоняя, неслась бросившаяся через гриву Ханка. Опоздай они на несколько секунд, и эта охота стала бы для них последней. Волна, упустив свою жертву, жестко хлестнула по дому. Со звоном вылетели стекла, рухнула с потолка штукатурка — дом угрожающе заскрипел.
Снова бесновался ветер и колотил наши беспризорные лодки о вывороченный пирс. Береговые мели и грива разбивали волны озера, и все же добраться до лодок было трудно. Мы застраховали Илью веревкой, и он побрел к пирсу. Когда он подал нам концы от лодок, мы подтянули их к дому с таким расчетом, чтобы лодки не придавило, если наша хижина начнет рассыпаться. От удара волны дом перекосился, в комнатах появилась вода. Вторая волна обязательно доконала бы его, а мы с тревогой - этого ожидали. Взобравшись, на крышу дома, мы увидели безрадостную картину. Ханка затопила берег на десятки километров. Сознание того, что до суши так далеко, тревожило. В случае гибели дома лодки представлялись ненадежным убежищем. — Что-то деда Мазая не видно, — с тоской промолвил Димка. В этот момент мы действительно были похожи на зайцев, застигнутых врасплох половодьем. Часам к трем ветер начал стихать, появился из воды берег, и мы облегченно вздохнули. Собираясь уже слезать с крыши, я заметил на севере какую-то колышущуюся темную ленту. Спустя несколько минут мы видели, что это летят несметные стаи гусей. И странное дело: растянутые по всему горизонту, они в какой-то точке собирались и бесконечной длинной вереницей тянулись вдоль берега Ханки. Тысячи могучих птиц с криком летели в двухстах метрах от нас. На их крыльях шла зима.
Давно наступила ночь, ушла в Ханку вода, а в морозном воздухе, под звездным небом все звенели голоса птиц. Ночью мы ворочались от холода, не в силах согреться даже в спальных мешках — израненные стены плохо держали тепло.
Утром, выйдя наружу, мы зажмурились от ослепительного блеска вокруг. И Сунгач и Ханка лежали скованные льдом. Ошеломленные, мы молчали, не в силах произнести ни слова. Один раз в пятьдесят лет замерзает Ханка так рано и быстро, и нужно же было, чтобы это случилось при нас. Путь на Лузанову сопку был отрезан. Да и не только на сопку — мы вообще оказались отрезанными от людей. До ближайшей деревни было сорок километров пути болотами. Нужно было уходить, но каким образом забрать лодки и снаряжение, мы не представляли.
Часов в десять утра мы уходили с Сунгача. За плечами у нас одни только ружья — все остальное в доме. Дорога вела берегов Ханки, на котором изредка встречались заброшенные домики пастухов. Километров через двадцать перед большим, пересекавшим дорогу болотом мы присели отдохнуть. Наше внимание привлекли два трактора с тележками, появившиеся на противоположной стороне возле стоявших там стогов сена. Сено они почему-то брать не стали, а направились через болото к нам. Каково же было наше удивление, когда мы увидели за рычагами тракторов наших сунгачских знакомых — Брагина и Ланового! Они махали нам руками и смеялись, но за грохотом двигателей ничего нельзя было разобрать. Наконец они подъехали к нам.
—Живы?!—спросили они.
—Живы! — ответили мы.
—Тогда порядок. Садитесь!
Славные парни! Они не забыли о нас и после бури поехали выручать. Механик дал приятелям тракторы, но никак не мог понять, кем же мы им приходимся. Да, никто из нас не состоял ни в каком родстве — все мы были просто охотниками и провели всего лишь две ночи под одной крышей.
Часа через три, погрузив лодки и все свое имущество, мы прощались с Ханкой. Молча стояли и смотрели на нее. Падал крупный пушистый снег. Пришла зима.