стол.

— Как вас зовут? — спросил Арти, когда мы уже заказали суп и говядину.

— Мэйбл, Мэйбл Эверард, — ответила она как-то слишком застенчиво.

— Мэйбл. Мое любимое имя! — воскликнул Арти.

Он облапил ее и слегка шлепнул пониже спины. Я улыбнулся, вспомнив часто повторяемые слова Арти: «Порой мне девушки отказывают, а порой и нет».

Она отстранилась, вспыхнув до корней волос, и сбежала на кухню.

— Вначале всегда трудновато, — объяснил Арти. Когда Мэйбл появилась, неся суп, Арти протянул ей коробку из-под шоколада. — Угощайтесь!

Мэйбл подняла крышку — там оказался черный игрушечный паук. Она вскрикнула, а Арти расхохотался.

— Куплю вам настоящую коробку конфет, это уж обещаю.

Мэйбл, совсем смущенная, снова умчалась на кухню.

— Так-то завоевывают сердца и добиваются женской благосклонности? — поддразнил я Арти.

— А ты думал? — отпарировал Арти. — Женщины, как и мужчины, все ищут чего-то. Надо только дать понять, что она тебе приглянулась.

Пока мы ели, Мэйбл то появлялась, то исчезала. Арти вызывал ее на разговор. Она рассказала, что мать ее умерла, а отец неизвестно где. В Мельбурне работала официанткой, потом уволили. В Бангари приехала на месяц, прочтя объявление агентства по найму. Ей нравится здесь, и она не знает, куда денется, когда кончится сезон, а с ним и работа.

Ее отношение к заигрываниям Арти озадачило меня. Несомненно, он ей приглянулся, но она сдерживала себя, пытаясь раскусить его. Арти же казалось, что ее поведение что-то обещает ему, и он не чувствовал ее тайного расчета и осторожности.

Поев, я вернулся в бар, ожидая, что Арти Макинтош тоже придет. Но он вызвался помочь Мэйбл мыть посуду. В баре оставались всего двое посетителей. Кабатчик Мерфи, уже приодевшийся и готовый уйти, подал мне кружку пива.

— Бар закрывается, — объявил он.

Вошла миссис Мерфи, затянутая, накрашенная, молодящаяся изо всех сил.

— Как закончишь там, убери в баре! — крикнула она Мэйбл.

Ушли наконец и двое пьяниц.

— Мэйбл, — снова позвала миссис Мерфи, — не забудь про бар, когда управишься там.

— Сейчас уберу, — ответила Мэйбл, входя в бар, и принялась мыть стаканы.

— Мы не задержимся. Пива больше не отпускай, — бросил трактирщик, и дверь за четой Мерфи захлопнулась.

Мэйбл взяла тряпку и торопливо подошла ко мне, делая вид, что собирается вытереть стойку.

— Вы хорошо знаете Арти? — спросила она.

— Еще бы! — сказал я.

— Что вы о нем думаете? — продолжала она, опасливо косясь на дверь.

— Он мой приятель.

— У него… у него много девушек?

— Кто его знает! — уклонился я, не зная, что лучше, хвалить Арти или ругать.

— Вы должны сказать мне правду, — настаивала Мэйбл. Она теперь не казалась страстной, загадочной женщиной, а скорее напоминала ребенка, брошенного, одинокого и напуганного. — Я хочу знать. Понимаете, мне надо устроиться наконец, нельзя мне больше околачиваться в Мельбурне без работы. У меня сын, ему три…

— А где муж?

— Мужа нет, — призналась она, опуская глаза и вспыхнув.

— А куда вы дели малыша?

— Он в приюте. Надо забрать его, пока он меня не забыл, — добавила она поспешно. — Арти говорит, что любит меня. Сейчас на кухне сказал. Может он соврать в таком деле?

Я колебался, смущенный и глубоко растроганный. Она влюбилась с первого взгляда. Но она и раньше любила, и ее обманули. Поэтому тот, кому она доверится теперь, должен избавить ее от страха и вернуть ей сына. Я прочел это в ее глазах. Вот и все, что могла для нее означать отныне любовь. Я попробовал представить себе Арти Макинтоша в роли мужа и отчима. Добродушный, но непостоянный, по шею в долгах и часто без работы, Арти принимал жизнь как она есть и брал любовь везде, где она подвертывалась, — к чему покупать книгу, ведь проще взять ее на время в библиотеке!

Я еще раз взглянул на Мэйбл. Зачем ей много знать об Арти, если между ними ничего и нет пока? Чему научила ее жизнь и какие надежды могут у нее быть на будущее, если утрачена непосредственность чувств, без которой невозможна любовь?

Мне не пришлось больше ломать над этим голову, ибо появился Арти Макинтош.

— О чем вы тут ворковали?

— Да так, болтали, — ответил я.

— С горшками и мисками покончено, — объявил он Мэйбл. — Обожаю легкую работу. Как насчет пивка?

Мэйбл помедлила, потом налила две кружки.

— Себе тоже налейте, — сказал Арти.

— Нет, Артур, спасибо. Я не пью. И мистер Мерфи велел закрывать.

— Слушай, дружище, нам давно пора, — заметил я. — Завтра до свету вставать.

Мы допили пиво и собрались уходить.

— До субботы, — попрощался Арти с девушкой.

Когда она закрывала за нами дверь, он обернулся и поцеловал ее в щеку.

Ночь была черна, как переплет библии. Мы ощупью пробрались по веранде и повернули на дорогу к ферме Жадюги Филлипса, расположенной в трех милях отсюда. Вначале мы то и дело спотыкались на выбоинах и ухабах, потом, свыкнувшись с темнотой, пошли ровным шагом.

— Скорей бы суббота! — прервал молчание Арти Макинтош. — В субботу мне кое-что перепадет.

Язык у меня не повернулся предостеречь Арти. Я чувствовал, что не должен выдавать тайну Мэйбл. Скоро я устал, вспотел и поставил чемодан на землю, чтобы переменить руку. Мы посидели на чемоданах, отдохнули и снова потащились. Наконец справа от дороги показался огонек — мы добрались.

Только мы вошли в калитку, которая болталась на одной петле, как поднялся свирепый лай. Я пропустил Арти вперед — не умею ладить с собаками.

— Тише, тише, ты, — успокаивающе сказал Арти, когда пес попытался загнать нас, словно овец, в угол.

— Лежать, ты, ублюдок! — загремел низкий раскатистый голос, и огромная фигура появилась в дверном проеме.

Мы прошли через веранду. Правая нога хозяина топала громче левой — штанина хлопала по деревяшке. Ходили слухи, что когда у Жадюги Филлипса заболела йога и началась гангрена, он, лишь бы не звать доктора, стал во время еды высовывать ногу в окно — уж очень она воняла.

— Наконец-то явились, — добавил наш хозяин, а пес отступил, разочарованно ворча.

Жадюга повел нас в дом.

— Усадьба его — непролазная грязь, а крыша — гнилая солома, — затянул Арти. — Двери и окна висят на гвоздях, ни задвижки тебе, ни засова. Куры разгуливают по столу — смотри-ка, приятель, смотри! Прямо в тарелку яйца несут для коки из Бангари.

— Ничего, утром тебе не до пения будет, — проворчал Жадюга Филлипс, очевидно еще незнакомый с песней, увековечившей его округ и таких же, как он, коки. — Картошка поспела, да и другая работенка найдется для вас.

— Мы приехали копать картошку — и только, — предупредил я, осматривая комнату.

Право же, неизвестный сочинитель песни почти не прибегал к поэтическим вольностям. Комната была грязная и запущенная. Мошки бились о