Руслан Измайлов «ТЕОДИЦЕЯ» СЕМЕНА ЛИПКИНА

Начнём с энциклопедического определения: «теодицея, или оправдание Бога, — название одного из сочинений Лейбница, приобретшее значение общего термина для выражения задачи примирить существование зла в мире с благостью, премудростью, всемогуществом и правосудием его Творца» (Христианство, т. 3, с.17).

Проблема оправдания Бога свидетельствует о кризисном состоянии мира и человека. Возникает она в период, когда культура становится секулярной (не говорим — атеистической, для таковой необходима «материодицея»), то есть с эпохи Ренессанса. Для средневекового сотериологического типа культуры её не существовало. В богословских системах Отцов и Учителей Церкви мы не найдем законченного понятийно отточенного анализа данной проблемы, разрешающего все затруднения и сомнения в этом вопросе. Дело в том, что победа над злом уже свершилась. Она свершена искупительной жертвой Христа. Эта победа переживалась онтологически. Поэтому и не было необходимости в теодицее. Зло — призрак, ничто.… Но ничто так несоблазнительно для человека, как ничто. Именно оно уводит его от бытия: от Источника Жизни — к источнику смерти. Тогда рождается сомнение, которое человек отказывается преодолевать подвигом веры, а пытается разрешить спекулятивным, рационалистическим, философским путём. Возникает теодицея (как правило, не снимающая все знаки вопроса). Но не только через ratio осуществляется теодицея.

В русской культуре, в русской литературе проблема существования зла, страдания в мире более всего мучила Ф. М. Достоевского. Всё его творчество есть грандиозная, художественно оформленная теодицея (ведущая от ratio через fide к Логосу), оказавшая огромное влияние на мыслителей XX века.

Проблема теодицеи, так или иначе, касается каждого сталкивающегося с проявлениями зла. Поэту, как никому другому, дано видеть, чувствовать, переживать трагичность существования. В художественном мире крупнейшего, в должной мере ещё не оценённого поэта Семёна Липкина, чей творческий путь охватывает период с 30-х годов XX века по начало XXI, «теодицея», на наш взгляд, наиболее яркая, решённая положительным образом. Сам поэт говорил, что его более всего интересуют две вещи: история и Бог. А это и есть предмет теодицеи.

Семён Липкин — поэт библейской мудрости. Творчество для него есть выполнение завета Творца, исполнение своего богоподобия. Здесь осознание и великой славы человека, и величайшей ответственности за результат своего творчества, в данном случае, за свои слова.

О. Мандельштам мечтал об идеальном читателе, который является собеседником поэта. Для Липкина таким собеседником был Бог. В стихотворении «Беседа», написанном в 1942 году, поэт среди вопросов, которые являются и исповедью, задаёт и такой: «Я словами играл и творил я слова,/ И не в том ли повинна моя голова?» (с. 34) (Тексты стихотворений даются по книге: Липкин С. Воля. — М., 2003; в скобках указывается номер страницы). Осознание, что слово может быть сильнее, важнее, выше дела, а, следовательно, и страшнее, и греховнее, требует предельной ответственности от поэта. В другом стихотворении военной поры — «Имена», написанном в окопах Сталинграда, Семён Липкин разворачивает перед читателем философско-поэтическую притчу на основе библейского сказания из Книги Бытия о том, как Адам нарекал имена всем тварям: «Работа была для Адама трудна:/ Явленьям и тварям давал имена» (с. 44). И в этом стихотворении говорится о страшной ответственности Адама-поэта за слова и мысли:

Интересно, как Липкин гениально просто показывает, что смерть не является творением Бога. Адам дал имена всему сотворенному. Смерти ещё не было, но было уже грехопадение (дети у Адама и Евы родились уже после изгнания из Рая). Смерть — это «творение» человека, так как она следствие грехопадения, а грехопадение — следствие человеческого своеволия. В стихотворении Адам через метафору «ночь — смерть», ставшую возможной именно после грехопадения, делает смерть реальной. Таким образом, зло, царящее в мире: смерть, убийство, страдание — дело рук (мыслей, слов) самого человека. Реальный поэт, Семён Липкин, погружённый в ад войны, не только не возлагает ответственность за царящее зло на Бога, не только не ропщет на Него за то, что допустил это зло, но… открывает Его, встречает Его, заключает с Ним договор, как ветхозаветный праотец и пророк:

Встретить Бога в разрыве снаряда дано избранным. Но более странным, парадоксальным выглядит явление Бога в «пламени газовен», которое мы видим в стихотворении «Моисей»:

Что удивительно в этом стихотворении? Как правило, события современности поверяются библейским откровением. Липкин делает обратное. Ужаснейшую реальность, утратившую даже намёк на какую-либо справедливость — пламя газовых печей Освенцима и Дахау — поэт накладывает на куст неопалимой купины. Пророческий взор Моисея видит то, что происходит в XX веке. Всевышний, открываясь ему, открывает и это страшное откровение. Вернее сказать, Бог открывается в пламени предельного страдания. Здесь премудрость, ведущая уже не к ветхозаветному, а к новозаветному Благовестию, но об этом чуть позже.

Итак, знать, более того, переживать страшное страдание и не отвергнуть Бога, не похулить Его — вот о чём свидетельствуют стихи Липкина. Свидетельство это сродни свидетельству праведного Иова. Причём лирический герой Липкина — это Иов уже не стенающий, не задающий вопросов Богу: «За что?!», а Иов, смолкнувший перед глаголами Творца. Смысл страданий раскрывается. Архиепископ Сан-Францисский Иоанн (Шаховской) так писал о смысле