на лифе, тончайший пушистый мех на оторочке, тяжелые складки юбки, напоминающие волнистый наст снега в ясный ветреный день; вуаль из кружева с морозным узором, вытканная мастерицами кикиморами совместно с пауками. И туфельки сплошь в серебряном шитье.

— Солнышко, ты ослепительна! — выдохнул пораженный отец и прослезился.

Но Милена никого не слышала, продолжала взволнованные объяснения:

— …Бабка, мать папкина, от беременности зачахла до смерти, потому как все силы отдала младенцу. У дядьки Рэгнета жена так же скончалась. Папка в свое время с Миром едва сладил. Конечно, я боюсь! Зачахну одна, без поддержки Леса!

— А я твой Лес боюсь! — вырвалось у хмурого суженого. — Я был внутри него, я знаю, о чем говорю. Если тебя засосет туда вместе с младенцем, я умру от ужаса!

— Полно тебе — умрет он! — фыркнула Милена, всплеснула руками в тончайших перчатках. Напомнила: — Ты бессмертный! И умный. Достанешь меня как-нибудь обратно.

— Лучше вообще без детей, чем так рисковать, — отрезал некромант.

— Тебе хорошо говорить! — возмутилась Милена. — У тебя Грушенька есть!

— Солнышко, так ты беременна?! — обмер Яр. Как подкошенный рухнул на трон, ладно Мир не дал промахнуться мимо сидения.

Лукерья уперла руки в бока и угрожающе двинулась в сторону зятя, но Щур и Томил удержали ее, как два якоря корабль в бурю.

— Нет, пап, это я о будущем думаю, — заявила Милена. — Заранее рассуждаю.

— Если заранее, — сказал Драгомир, — то в будущем я готов уступить тебе трон. Станешь Лесной царицей — сил хватит на что угодно.

— Милена, не торопись с детишками! — кинулась к дочери Лукерья. — Наверняка скоро разочаруешься в своем мертвеце!..

— Том, не поверишь, я рад, что уже седой! — шепотом пожаловался Сильван, подойдя к Томилу. — Иначе с ней поседел бы за одну ночь.

— Я тоже, — кивнул Томил, машинально пригладив собственную шевелюру окраса «соль с перцем». — Твоя хотя бы барышня домашнего воспитания, не то что моя — трактирная певица.

Сильван только покачал головой, сочувствуя товарищу по «несчастью».

Между тем двойняшки всё сами решили:

— Договорились! — Драгомир протянул руку сестре. — Ты всё равно из дома никуда уезжать не собираешься. Тем более если детишки получатся, то совсем не до путешествий станет. А я смогу помочь деду и родне отцовской.

Яр взвился:

— Сокровище, я запрещаю тебе куда-то ехать одному! Тем более в Долину! Тем более к моему папаше!

— Не волнуйся, я поеду с ним, — как само собой разумеющееся сообщил Руун.

— Тем более с этим ящером не отпущу без присмотра! — распалился Яр пуще прежнего. — Если и отправитесь куда, то только вместе со мной! А я хочу ближайшие несколько лет провести здесь, в ожидании внуков. И точка! Вы все слышали? Всё. Идемте пировать за свадьбу. Сколько можно? Всё лето праздник откладывали, половину осени прождали! Эдак я сам поседею, прежде чем дождусь детей от Силя. Или облысею!

— Как бы ты вперед дочки сам себе внуков не родил, — забулькал Щур.

Лукерья согласно фыркнула смешком.

Яр одарил обоих презрительным взглядом:

— Вас буду спрашивать!

И ушел на пир, разгневанный и уязвленный.

— Все против меня! — жаловался он потом, перебрав рябиновки и повиснув на шее Весняна. — Моя собственная семья — против меня сговорились! Вот как же так? Чем я заслужил, а?

— Твое величество, а мне Лилька согласие дала, — поделился о своём, долгожданном-радостном, воевода Березополья.

— Чего дала? — не понял хмельной Яр.

— Замуж за меня идти согласилась, — пояснил, улыбаясь до ушей, леший.

— Драгомир! Драгомир!!! — заорал на всю трапезную Яр, перекрывая гомон многоголосья, музыку и песни. — Иди скорее, обвенчай еще одну пару! Пока невеста не передумала! Пока ты еще царь! Сокровище мое, ты где? Летать на своем драконе за тридевять земель за букетом ромашек для своей сестры ты можешь! А подойти к отцу, когда просят — тебя нет?!

— Папа, это не ромашки, а белые хризантемы! — обиделась за свой особенный букет Милена. С удовольствием поднесла цветы к носу, понюхать — забыла, что с первого раза аромат не понравился, снова скривилась: — Фу-у, полынь!.. Мирош, ты что, ландыши не мог мне вырастить в саду, как я намекала? Эх ты, чернокнижник!

Драгомиру было не до возмущений сестры, он вздрогнул от проникновенного шепота над ухом:

— Значит, Рэгнет, да? И твой отец… — задумался Руун Марр, затуманился взглядом, пусть почти не притронулся за вечер к вину.

— О чем это ты там думаешь, развратный ящер? — прищурился Сильван.

— А ты почему здесь? — шутливо возмутился дракон на некроманта. — Твое место возле невесты!

— Оставь его, — рассмеялся Мир. — Ему предстоит еще ночь пережить!

Сильван застонал, потянулся за бутылкой, но кто бы ему позволил утонуть в беспамятстве. «Жениху вина не наливать!» — заранее застращал всех отец невесты.