столе…

Стешок тянет матроса к Боротам.

Вместо того чтобы вести Стешка с крыльца на улицу, Ничипор поворачивает влево во двор, где над криницей^[1] кусты сирени, бузины и акаций образуют тенистую беседку. Стешок напрасно упирается в землю ногами и тянет матроса за руку, чтобы придать ему правильный курс.

— Куда ты, няня Ничипор? Не туда! Идем на Ингул. Мама велела нам на Ингул.

— Мало что она еще велит! — сердито отвечает матрос. — Всякое дело порядка требует…

— Не дело, а гулять! Мама тебе велела…

— Тебе на берег итти — гулянка, а мне оно тоже дело. Эх, проклятая служба! Сразу всех дел не переделаешь. Ты слыхал? "Таз вычистил?", "Орешку набил?" Да еще забыла спросить: "А лучинки нащипал? Чем я жаровню разжигать буду?" Придем мы с тобой с Ингула, ан и варенье не сварено и пенок нет…

Приговаривая так. Ничипор берет со стола в беседке большой медный таз с рукоятью и принимается тереть его тряпкой с мелом… Снаружи таз черен от копоти, а внутри вымазан красным соком бузины.

Стешок по опыту знает, что Ничипора нельзя переспорить, но все же начинает в виде пробы осторожно хныкать. Ничипор не обращает на это внимания, как будто и не слышит. Стешок хныкнул погромче.

— Похныкай у меня еще — и совсем на реку не пойдем. Услышит мамаша, выйдет. "Ах, — скажет, — вы еще не ушли гулять, вот и гарно! Вот и прелестно! Я забыла тебе еще. Ничипор, наказать: вычистишь таз, наколешь антрациту, нащиплешь лучинки, накачай в поганую кадку из криницы волы, а то она рассохнется, да потом еще наруби в корыто крапивы гусям"… Вот тогда и будет тебе, хлопчик, гулянка!

Стешок испугался, что так и будет, если мать услышит его плач, зажал уши руками, повернулся к дому, зажмурив глаза, подглядывает: не вышла ли мать на плач…

— Ты вроде птицы Штрауса, — усмехаясь, говорит Ничипор, надраивая таз. — Мы на "Гайдамаке" в Алжире стояли, так я в зверинце видал птицу Штрауса. Большая птица. Шибко бегает. Сядет на нее мавр верхом и арапа конного обгоняет. А почитается Штраус глупой птицей: испугается чего, хочет укрыться от беды, спрячет голову в куст, а сам весь наружи. И про людей, кто закрывает на беду глаза, а от пушки уши затыкает — словом, прячет голову в куст. — сказать можно: похож ты на глупого Штрауса.

Стешок повертывается к Ничипору и начинает кричать благим матом, не оттыкая ушей. Ничипор с досадой плюет в таз и доводит его сухой чистой тряпкой до солнечного блеска. Стешок видит по губам Ничипора, что тот говорит. А уж если Ничипор говорит, так, верно, что-нибудь очень занятное. Стешок кричит потише и чуть-чуть оттыкает уши.

— Такие Штраусы встречаются и меж большими людьми, хотя нас и учат "бесстрашно глядеть в глаза опасности" Конечно, оно так и следует. Штраусом не будь: смело гляди в глаза беде, ла и ушей не затыкай. Хуже будет. Орешь, заткнувши уши. — белу зовешь.

— Какой Штраус? — спрашивает Стешок, поняв, что пропустил нечто весьма любопытное, и, очень крепко зажав уши, смотрит Ничипору в рот.

— Ну вот, хлопчик, и накликал беду! — сердито буркнул Ничипор.

Стешок оглянулся. На крыльце стояла мать и звонко кричала:

— Смотрите, добрые люди? Он все еще прохлаждается. И дитя плачет, и антрацит не набит, и лучина не нащипана, и поганая кадка пустая… А я уже так считала, что вы нагулялись, домой идете с реки… И еще гусям месиво не готово…

— Да и поросенка, хозяйка, нынче не мыли! — угрюмо прибавляет, усмехаясь. Ничипор.

— Как? И поросенка не мыли?! — Хозяйка горестно всплеснула руками. — Самое главное и забыли…

Стешок взревел полным голосом.

— Мойте, мойте! — горестно кричал он. — Мойте поросенка, а я один на реку уйду!

Обливаясь слезами — до того ему жалко себя! — Стешок неспешным шагом выхолит за калитку и слышит позади встревоженный окрик матери:

— Что же ты, нерадивый, стоишь? Иди за хлопцем! Хлопчик краю не знает. Гляди!

— Вот оно, главное-то? А то "гуси", "поросенок", "антрацит"… — ворчит Ничипор, выходя вслед за Стешком на улицу. — Ну что. Штраус, стал? Видно, далеко без меня в жунглях не пустишься. То-то! Смотри, тебя там желтопузик проглотит.

Стешок в испуге остановился.

— Идем-ка, лучше я тебе сказку доскажу про Марью Моревну — морскую царевну да про Левона Конопатого, про то, как он домой в Расею воротился… За сказкой все дела переделаем и не заметим, тогда и на реку пойдем…

Стешок соображает, выгодна ли эта сделка, и прибавляет:

— Еще все про птицу Штрауса мне расскажешь, и про желтопузика, и про жунгли…

— На все согласен!

Они возвращаются во двор к кринице, и, поплевав на ладони. Ничипор берется за кувалду бить антрацит на орешек.

НАЧАЛО СКАЗКИ

Под ударом кувалды в узловатых, жилистых руках Ничипора (он крякнул) глыба антрацита (тоже крякнула) расселась на множество одинаковых кусков, и все куски остались в куче. Стешок любит смотреть на работу своей "няньки" больше, пожалуй, чем слушать его были, сказки, басни и побасенки. У других, даже умелых — взять хоть бы отца. — при первом ударе по глыбе антрацита брызнут во все стороны мелкие осколки (поди потом собирай их в трэде!). И хоть такой удар, что, кажись, после него все вдребезги разлетелось, а глядишь — глыба целехонька лежит, чуть ворохнулась. Нянька Ничипор знает, куда и как ударить.

— Видал? — говорит очень довольный первым ударом Ничипор. — Учись у меня, хлопчик. Твое счастье. Потом ты вырастешь, поймешь, что тебя нянчил штрафной матрос Черноморского флота, можно сказать, арестант, Никифор Поступаев. У Никифора никакое дело из рук не вывернется. А почему? Потому, что Никифор знает во всякой вещи боевое место. И не только веши. Камень ли, отбойное полено, что ли, и в каждом человеке есть боевое место. Иного человека бьют, валяют, глушат, мнут, треплют, крутят, выжимают, сверлят, долбят, рубят, а он все цел. А почему? Меня ли не били? Цел. А почему? Никто моего боевого места не нашел. А найди в человеке боевое место — одним словом, очень просто человека убить можно. Потому и цел Ничипор Поступаев, что никто его боевого места не нашел. А сам он, Ничипор, во всяком деле видит, в любом живом создании и сразу находит боевое место. Кряк! — и готово.

Под вторым ударом расселась вторая глыба антрацита.

— Значит, так: учись находить боевое место и в