МакМайкл, послышался кашель, и Томас понял, что у него осталось совсем немного времени.

— Эдит, моя душа прогнила насквозь, — повторил он то, что говорил до этого сестре. — И всё же ей оказалось не чуждо светлое чувство. Я полюбил тебя всем сердцем, поверь мне! Я не достоин прощения, но умоляю о нём. Только об этом я и могу просить. Я знаю, что моя судьба решена, но перед тем, как у меня заберут жизнь, прошу тебя, прости меня, любимая!

Эдит словно очнулась.

— Заберут жизнь? — прошептала она.

«И лучше бы забрали», — подумал Шарп, обведя взглядом опустевший дом. Без Эдит мужчине не хотелось больше жить. Но она воспротивилась желанию МакМайкла отдать Томаса в руки служителей закона. Ни доктор, ни баронет не ожидали, что миссис Шарп проявит такое милосердие. Алан негодовал, а Томас пребывал в смятении, ведь он, по собственному мнению, не заслуживал никакого снисхождения. И всё же, лучше бы он предстал перед судом, но услышал слова прощения от жены. Или хотя бы получил хоть один любящий взгляд… Но Эдит избегала смотреть на Шарпа, не реагировала на его горестные речи, а если и говорила что-то, то лишь доктору МакМайклу.

И теперь она уехала. Не успев по-настоящему войти в его жизнь, исчезла. Мужчина взвыл от накатившего на него ощущения безысходности, и этот пугающий звук эхом прокатился по всему дому. Здесь больше не было Люсиль, которая не соглашалась покинуть это мрачное место, и Томас был свободен. Однако чувствовал он прямо противоположное. Шарп только что потерял свою последнюю надежду, свою удивительную Эдит. Она не захотела даже взглянуть на него. Он потерял её навсегда.

========== Глава 2 ==========

Врачи запретили МакМайклу дальние переезды до того, как он полностью поправится, поэтому Алану и Эдит пришлось задержаться в Англии. МакМайкл переживал, но девушка была непреклонна.

— Сначала тебе нужно встать на ноги, Алан, — убеждала она друга. — Если раны откроются, пока мы будем в пути…

— Раны пустяковые, ты сама знаешь, — взволновано перебил девушку доктор. — А тебе хочется как можно скорее оказаться дальше от Аллердейл Холла, я не сомневаюсь. Мне и самому не терпится покинуть эти места.

Эдит улыбнулась, но улыбка вышла довольно неестественной.

— Несколько дней мы оба вполне способны потерпеть, я думаю. Гостиница, в которой я остановилась, вовсе не напоминает мне об… Одним словом, я спокойно подожду, пока врачи не сочтут возможным отправить нас на родину, — миссис Шарп слегка сжала руку МакМайкла.

Однако оставшись вечером в одиночестве в своём номере, Эдит поняла, что обманывалась. Конечно, уютная гостиничная комната не имела ничего общего с Аллердейл Холлом, но всё же поместье находилось не так уж далеко, в нескольких часах езды. Если бы Эдит была уже в Америке, она бы знала, что от дома Шарпов её отделяет огромное расстояние. А сейчас… девушка находилась в опасной близости от Багрового пика. Нет, она больше не боялась тамошних призраков и верила, что за пределами особняка они не потревожат её. Но в доме оставался и живой человек, владелец поместья, её муж. Да, Томас по-прежнему оставался её мужем. Эдит почувствовала, как по телу прошла дрожь. Этот человек пленил её с первого взгляда, стал её первой любовью, подарил ей столь короткое, но не менее яркое от этого счастье. Теперь же она вынуждена сжиться с чудовищной правдой о нём и его сестре. Миссис Шарп не знала, что хуже – то, что муж не препятствовал убийствам её предшественниц… Или то, что её саму он тоже был готов увидеть мёртвой ещё в тот момент, когда пригласил на вальс, ведь баронет прекрасно понимал, какая судьба ждёт его избранницу… Или то, что с его молчаливого согласия расстался с жизнью любимый отец Эдит, а Шарп бесстрастно смотрел на его труп… Наверное, это действительно страшнее всего? Однако тут перед мысленным взором девушки невольно встала недавняя картина — вот Эдит открывает дверь в одну из комнат особняка и видит полуобнажённую Люсиль, страстно прильнувшую к собственному брату…

Девушка содрогнулась. Она дорого дала бы за то, чтобы все эти воспоминания покинули её навсегда, как она сама навсегда покинула Багровый пик. Вот только деться от них было некуда, да и от самого поместья она пока невдалеке. Стало быть, и от его хозяина, чьи мольбы до сих пор раздавались в ушах миссис Шарп. Он просил даровать ему прощение, но разве об этом можно было помыслить после всего, что Томас совершил? Ах, если бы только Эдит поняла, о чём предупреждает призрак её матери, если бы только могла повернуть время вспять!

На следующий день девушка проснулась с сильной головной болью. За окном падал снег, хотя метель уже улеглась, и снежинки плавно опускались на землю. Простая, но приятно оформленная комната разительно отличалась от интерьера Аллердейл Холла. Внезапно Эдит подумалось — какой бы она выросла, если бы её детство прошло в таком пугающем доме? Была бы она жизнерадостной, любопытной девочкой, или обстановка в особняке угнетала бы её? «Конечно, я была бы такой же, — сказала про себя миссис Шарп. — Мои родители умели создать радостную атмосферу в любом доме, в любую погоду, в любых обстоятельствах… Если бы что-то и напугало меня, то папа обязательно бы меня успокоил. Папа…»

Эдит стиснула зубы, чтобы не расплакаться — боль от утраты отца нахлынула слишком резко. В последнее время девушка не так уж часто вспоминала о мистере Кушинге, настолько захватили её события, происходящие в Аллердейл Холле, но сейчас она будто бы заново почувствовала горечь потери. Люсиль и Томас отняли у Эдит единственного родного человека. Люсиль теперь и сама мертва, но её брат…

— Как ты смел молить меня о прощении, — прошептала Эдит. — Ведь ты исковеркал всю мою жизнь!

***

Шли дни, но Алану МакМайклу не становилось лучше — напротив, одна из ран стала гноиться. Врачи по-прежнему считали, что угрозы для жизни нет, но строго запретили ему покидать территорию больницы до тех пор, пока они не остановят заражение. Эдит регулярно навещала его, но, как ни стыдно ей было в этом признаться, общество Алана её тяготило. Девушка ощущала, что он, как никогда, нуждается в проявлении особых чувств с её стороны, однако не могла дать ему то, чего не испытывала. Поэтому большую часть времени Эдит проводила в одиночестве. Она гнала от себя мысли о Багровом пике, но каждую ночь ей снились печальные глаза мужа и исступленный хохот Люсиль. Эдит ненавидела Шарпов всем сердцем — по крайней мере,