она была в этом уверена. «Отчего же ты не настояла на том, чтобы Томаса судили?» — прозвучал как-то раз в её голове непрошеный голос. «Просто мне всё равно, какой будет его дальнейшая судьба», — попыталась убедить саму себя девушка. «Если бы это было так, отчего же не отправить преступника на заслуженную казнь?» Эдит уходила от ответа, не решаясь признаться самой себе, что в глубине души ей безумно жаль мужа.

Впрочем, чем больше Эдит старалась не думать о Шарпе, тем чаще мысли о нём просились в её голову, и многие из них перестали носить обвиняющий характер. Вспоминая отрывочные истории о детстве Томаса и Люсиль, девушка постепенно осознала, что у них практически не было возможности вырасти нормальными людьми. Ведь дело было не столько в мрачном особняке, сколько в атмосфере страха и жестокости, царившей там. Миссис Шарп немногое успела узнать о родителях Томаса, однако те факты, что стали ей известны, были весьма красноречивы. Живое воображение Эдит рисовало печальные сцены — то двух детей, вынужденных целыми днями сидеть на чердаке, то отца-тирана, мучающего мать. Время шло, эмоции от произошедших событий уступали место анализу случившегося, и в конце концов Эдит утвердилась в мысли, что Шарпов нельзя назвать монстрами. Точнее, можно, но их извращённые поступки брали корни в детстве — и тут уже ни Томас, ни Люсиль не были виноваты.

«Я жалею даже Люсиль, — поразилась в какой-то момент миссис Шарп. — Я жалею убийцу моего отца!» Но изменить свои чувства девушка уже не могла, она незаметно для себя прониклась трагической судьбой брата и сестры и ощущала глухую, щемящую тоску от невозможности что-либо исправить. В один из вечеров, которые Эдит, как обычно, коротала в гостиничном номере, она поймала себя на мысли, что ей было не просто жаль Томаса. Его образ всё ещё заставлял её сердце биться особенно часто. Невольно девушка перебирала в памяти слова, которые шептал ей муж, пыталась представить, в какой момент в груди Томаса начало зарождаться настоящее чувство… И, кажется, Эдит скучала по нему.

— Мама, ты предупреждала меня, чтобы я остерегалась Багрового пика, — тихо промолвила девушка, сидя на кровати и обхватив колени руками. — Почему же ты не предупредила о том, что я полюблю его хозяина, мама…

…и Эдит заплакала.

Алан МакМайкл находился на попечении врачей около двух недель, когда Эдит Шарп приняла судьбоносное решение. До этого момента идея о возвращении в Аллердейл Холл показалась бы ей совершенным сумасшествием — даже если Томас был достоин сочувствия, а не ненависти, их совместная жизнь в любом случае представлялась девушке невозможной после всего случившегося. Но одним утром, когда радушная хозяйка гостиницы заглянула к миссис Шарп и предложила ей свежую выпечку, Эдит вдруг осенило — Томас остался абсолютно один. Она сама обрекла его на это, но раньше девушка не задумывалась о том, как именно её муж будет жить в особняке. Кто приготовит ему с утра еду? Кто поможет управиться с огромным домом? Кто позаботится о нём, если Томас заболеет?

Все эти мысли скопом обрушились на девушку, и она застыла посреди комнаты, не реагируя на слова хозяйки гостиницы.

— С вами всё в порядке, милая? — удивилась та.

— Да-да, конечно, — вздрогнула Эдит и взяла поднос с выпечкой. — Я очень благодарна вам за внимание.

Закрыв за пожилой женщиной дверь, миссис Шарп начала ходить из угла в угол, нервно теребя манжеты платья. Ей захотелось сию же секунду оказаться рядом с мужем, обнять его крепко-крепко и гладить по волосам. Она представила себе, как Томас бродит по тёмным коридорам Аллердейл холла, не находя себе покоя, и непроизвольно прижала ладонь ко рту. Сострадание полностью завладело Эдит. Будучи человеком весьма и весьма импульсивным, она уже к середине дня собрала свои вещи и написала записку Алану. Девушка понимала, что МакМайкл заслуживает как минимум того, чтобы она лично сообщила ему о своём решении. Однако Эдит слишком стремилась увидеть Шарпа, а Алан, вне всяких сомнений, приложил бы все усилия, чтобы отговорить её.

Ещё несколько дней назад Эдит и представить себе не могла, что захочет вернуться в поместье, ставшее её кошмаром. Теперь же она отправилась туда, не раздумывая — ведь в доме остался мужчина, который украл её сердце.

========== Глава 3 ==========

Если кто-нибудь спросил бы Томаса Шарпа, что он делал в первые дни после отъезда Эдит, баронет вряд ли смог бы ответить что-то вразумительное. Он был словно в тумане и действовал машинально. Кажется, Шарп обращался за помощью к Финли, ведь нужно было похоронить Люсиль. Кажется, Шарп снова пытался завести свою машину, ведь нужно было как-то коротать время. Кажется, Шарп пытался что-то собирать в своей мастерской, ведь в бездействии часы тянулись мучительно долго. Правда, Томас не ощущал боли, все чувства словно бы покинули его. И, несмотря на попытки занять себя, большую часть времени мужчина проводил, безучастно глядя в окно, наблюдая сумрачный заснеженный пейзаж.

Эмоции пришли позже. Обрушились с ужасающей силой, когда баронет, зайдя в столовую, вдруг заметил в дальнем углу осколки чайной чашки. Наверное, Люсиль в раздражении швырнула её об пол, когда Эдит отказалась пить чай. Эта маленькая деталь внезапно вывела Шарпа из отрешённого состояния. Он схватился за волосы и в отчаянии заметался по комнате. В голове одновременно зазвучали гневные вопли сестры, крики испуганной Эдит, обвинения доктора МакМайкла. Когда-то Томас сказал юной мисс Кушинг, что можно закрыть глаза на то, чего не хочешь видеть, но теперь у него это не получалось. Казалось, будто все жертвы брата и сестры разом вопиют об отмщении. Среди вихря образов отчётливо выделялись две женских фигуры. Люсиль — Шарп всегда любил её, хотя чем дальше, тем больше тяготился тем, как любила его она. Эдит — эта девушка пробудила в Шарпе всё лучшее, что в нём ещё оставалось, и вызывала желание просто жить, радуясь каждому дню.

— Эдит! — крикнул мужчина в отчаянии. Он не понимал, что творится, не знал, мерещатся ли ему все эти образы или нет. Силы покинули баронета, что и неудивительно — он совершенно забыл о пище и о поддержании тепла в доме, организм Томаса был истощён. Теперь, когда шоковое состояние сменилось безумной лихорадкой, стало очевидно, что Шарп еле держится на ногах. И сейчас он походил на сумасшедшего ничуть не меньше, чем Люсиль.

На следующий день Финли обнаружил мистера Шарпа лежащим на кровати, в бреду. Старик