Батюшка говорит:

– Сопровождающим покинуть помещение. Остаются только крестящиеся.

Остались мы, крестящиеся. И всё равно тесно. Человек сто нас, не меньше. От младенцев – до таких, как я, оболтусов великовозрастных.

Я рубаху крестильную надел, крестик купил. Хотел покрасивше какой-нибудь, серебряный али золотой, даже тыщи три рублёв для этой покупки в заначке припас, но в продаже оказались только оловянные. За пять рублей. Вот когда ещё юмор моего Бога-то проявился…

Наконец батюшка поставил нас всех в круг, сам посредине встал. Дети орут, бабки молитвы поют, батюшка на всех святой водой брызгает.

Как на меня брызнул, так во мне что-то как бы вздрогнуло и наружу выскочило. И тут парень, что прямо напротив меня в круге стоял, вдруг как грохнется на пол! Визжит, извивается, ногами сучит. Люди, конечно, шарахнулись, а Батюшка даже глазом не повёл, машет своим веником, как ни в чём ни бывало. К парню тут же три старушки какие-то храмовые тихонько подошли и за-руки-за-ноги его куда-то в сторону оттащили.

Больше я ни того, ни другого не видел.

…

Вышел я из церкви, глянул на село… Девки гуляют, дышится легко, солнышко сияет, речка течёт, голова чистая, светлая…

Не пущенный внутрь церкви муж двоюродной сестры подходит с заждавшимися чёртиками в глазах:

– Вот, вишь, как хорошо… А ты ехать не хотел… Ну, что? Погнали к нам крестины отмечать?!

Крестины-2

Хотя эта история относится ко мне и моим путешествиям весьма косвенно, но мне кажется, что её стоит рассказать. Тем более, что она из предыдущей сама по себе плавно вытекает.

Связана она с Тарханкутом. Это полуостров на полуострове – самая западная часть Крыма. Здесь степь обрывается в море красивыми двадцатиметровыми уступами, но кое-где есть спуски к воде. Летом тут живут всяческие экстремалы и неформалы – от дайверов до шаманов. Здесь есть свои легенды, свои герои, своя субкультура… О Тарханкуте, или Тархане, – как его называют здешние завсегдатаи, – и историях с ним связанных можно написать не одну книгу, но я сейчас не об этом.

Много лет мы с друзьями проводили лето в одной из скальных бухт Тархана, населённой «индейцами». Над бухтой нависает огромная скала. Внизу бьётся о камни море… Не каждый решится с неё спрыгнуть, но тот, кто решится, навеки становится настоящим тарханским индейцем.

Индейцы живут в маленьких уютных пещерках, постоянно ходят голые, купаются до умопомрачения, курят траву, а вечерами, усевшись в кружок на разогретый солнцем гигантский плоский камень, «гоняют ковбоя» – пускают по кругу кастрюлю с крымским вином и поют песни под гитары, барабаны и прочие дудочки.

В такой вот атмосфере и произошла эта история.

Моего друга-индейца зовут Раджив. Я о нём уже писал раньше. Это имя ему дал я. Когда он в первый раз приехал на Тархан, то так сильно загорел, что стал похож на индийца.

– Ну, Серёга, ты прямо как Раджив Ганди, – сказал я ему.

С тех пор Серёгой его больше никто не называл.

И вот решил Раджив покреститься. Причём, прямо на Тархане.

Зашёл он в деревне Оленевка в местную церквушку и попросил сельского батюшку его покрестить.

– Ну, приходи в воскресенье, покрестим.

Раджив три дня не пьёт, не ест, ковбоя не гоняет, сидит в своей пещерке – Библию читает.

Наступает утро воскресенья, а ему не подняться: руки-ноги онемели, не слушаются. Понятное дело, бес креститься не пущает…

Позвал Раджив ослабевшим голосом друзей-индейцев, сходите, мол, к Батюшке в деревню, скажите, что так вот и так, не могу прийти, лежу-помираю…

Батюшка как узнал про такое дело, сразу залез в свой раздолбанный «Запорожец» и поехал по степи к Радживу сам. Не каждый день бесов гонять приходится!

Индейцы рядом сидят, дорогу показывают. Кто на крыше, кто на капоте…

Подъехали к самому обрыву, а дальше-то что? Батюшка самый настоящий – огромный, круглый, с пузом. С бородой да с крестом килограмм сто пятьдесят весит. Ему вниз никак не спуститься. Что делать? Ну, индейцы всем миром Раджива кое-как из пещерки вытащили, верёвками обвязали, подняли наверх. В машину плашмя положили, повёз его Батюшка крестить. Да не в церковь, а к морю.

Нашёл место, где к воде подъехать можно.

– Вылезай, – говорит.

– Не могу, – отвечает Раджив. – Ноги не ходют.

Взял тогда Батюшка его на руки, как ребёнка малого, и как был в рясе и в сандалиях на босу ногу, в море по пояс зашёл и стал Раджива в воду окунать да крестить помаленьку.

Покрестил да отпустил… И бегает с тех пор Раджив на своих двоих так, что никакому бесу его нипочём не догнать.

Мой Бог

Мой Бог – очень весёлый и даже озорной. И у нас с Ним такие, как бы юмористические отношения. Он прощает меня, когда я несколько фривольно обращаюсь к Нему, но и Он, в свою очередь, иногда любит подшутить надо мной. Об оловянном крестике, который Он мне подложил вместо золотого я уже писал, помните?

Когда я рассказал об этом своей православной жене, она возмутилась – что это я такое говорю, как можно?! А мы летели из Рима в Петербург и в аэропорту в ожидании самолета зашли в часовню. Маленькая такая комнатка с белыми стенами и небольшим алтарём. Католическая, естественно.

Там я ей про это и рассказал. А она тогда меня ещё плохо знала, поэтому и возмутилась.

А Бог-то всё слышал и решил подтвердить мои слова. Когда мы прилетели в Питер, оказалось, что мой рюкзак улетел то ли в Амстердам, то ли ещё куда-то. Ни до, ни после, ни разу со мной такого не было.

Но я не расстроился, кто ж на шутки обижается?! Привезли мне этот рюкзак через пару дней прямо домой.

…

Мой Бог милостив. Он никогда не наказывает меня сразу. Он всегда даёт мне шанс и время, чтобы я успел исправить свою ошибку. В Его милости и терпимости я убеждался несметное количество раз.

…

Мой Бог един. И Он знает, что Он един. Я встречал Его и в джайнистских храмах Индии, и в разрушенных деревянных церквях Русского Севера, и в коптских соборах Египта, и в греческих горных монастырях, и в заброшенных пещерных храмах Крыма, и в буддийском дацане на Старой Деревне, и на крыше храма Рамы в Орчхе и даже в лучезарных мечетях Стамбула-Константинополя. На вершинах гор и в густых лесных чащах, на пустынных диких пляжах и на шумных восточных базарах… Вот только в больших городах я Его не встречал почти никогда… Нет там моего Бога.

…

Мой Бог – фокусник и чародей. Я знаю, что ортодоксальные христиане возмутятся: нельзя про Бога говорить, что он – чародей. Про вашего, может, и нельзя, а про моего – можно. Судите сами. Однажды, во время турпоездки по классическому маршруту СПб-Валаам-Кижи и обратно, мы посетили Свирский монастырь, что находится неподалёку от Лодейного поля.

Эх, сколько про Лодейное поле хочется