дырочка, но в принципе она еще довольно-таки приличная!

Не представляю, что он там навоображал. Я делаю глоток пива и понимаю, что по вкусу оно как моча.

Мне хочется оставить его на стойке нетронутым, но мне все равно остается только пить, пока сижу и жду Джереми. Он опаздывает и не отвечает на звонки. Я снова набираю его номер, но он не берет трубку. Начинаю сомневаться, что он вообще появится.

Я подавляю стон при мысли о том, что придется как-то добираться домой. Расстояние между трейлером и баром около пятнадцати километров. Пятнадцать километров, которые мне придется пройти глубокой ночью. Несколько раз я его уже преодолевала, но не могу сделать это сегодня. У меня нет сил. Лучше спрячусь в той дальней кабинке и переночую здесь.

Когда сзади раздается взрыв смеха, я борюсь с желанием обернуться. Еще один глоток пива согревает меня изнутри, и я понимаю, что оно ударяет в голову. Мне много не надо. Пью я нечасто, особенно на пустой желудок. Мир размывается, и в центре внимания оказываются проблемы.

Я соврала маме по телефону. Я обнадежила ее, что мы найдем другой вариант, но есть ли надежда? Что можно придумать в таком маленьком городке, как Оук Дейл? Дела здесь хуже некуда. Мы так долго пытались тут выжить, что я не совсем уверена, что жизнь может быть другой.

Покончив с пивом, я отодвигаю его в сторону и доедаю вишенки. Я практически слышу, как желудок протестующе стонет: «Пожалуйста, пожалуйста, впусти в меня что-нибудь зеленое, прежде чем умрешь».

Раздается скрип отодвигающихся стульев, когда господа в костюмах встают, чтобы уйти. Один из них подходит к бару и расплачивается, но меня интересует не он, так что какая мне разница?

Я чувствую себя потерянной, когда понимаю, что он уходит с ними: покинет бар и оставит меня позади.

Когда мужчины уходят, я напрягаю слух, пытаясь услышать его, но так как они все болтают одновременно, я не могу отличить один голос от другого. Дверь бара распахивается. Шум с шоссе врывается внутрь – машины проносятся мимо нашей глуши, направляясь в лучшее место.

Дверь захлопывается, и я остаюсь наедине с двумя завсегдатаями в конце бара и барменом, который все еще питает ко мне неприязнь из-за вишенок. Я это знаю, потому что он продолжает ворчать себе под нос «неблагодарная дурёха». В общем, из нас бы вышла замечательная реклама антидепрессантов. Я понимаю, что по-настоящему подавлена, потому что даже эта мысль не заставляет меня улыбнуться.

— Что-нибудь еще? — спрашивает бармен, обращаясь к той части зала, где несколько минут назад сидели мужчины в костюмах. Я так резко оборачиваюсь, что едва не падаю со стула.

Он все еще там. Один. Сидит за столом и убеждает бармена, что все в порядке. Он не хочет больше пить... Тогда почему он все еще здесь? Телевизор над баром не показывает никакого матча (его давным-давно сломали). Вокруг нет никого, с кем можно было бы побеседовать, если не считать пары рыгающих мужланов в дальнем углу (я не считаю).

Затем его взгляд встречается с моим, и до меня доходит. Он здесь ради меня. Мое сердце замирает, пропуская удар, а потом начинает бешено колотиться.

Он - не решение моих проблем. Но из него выйдет отличное отвлечение, короткая передышка от тяжести груза на моих плечах.

Я смотрю на него. Боже, он такой красивый со всеми этими жёсткими чертами. Настоящий мужчина. Широкая грудь, жилистые предплечья, высокая фигура. Даже сейчас он не улыбается. Он нахмурен, а его мягкий рот – пожалуй, только это в нем мягкое – слегка искривлен. Словно он злится на меня за то, что я поставила нас в такое положение. Злится на меня за то, что я заставила его остаться.

Я могла бы сейчас возмутиться. У меня никогда не было секса на одну ночь, потому что мне еще не встречался парень, с которым мне бы этого захотелось. Этот же мужчина соблазнителен, хотя даже не старается. Посылает волны похоти, даже развалившись на месте, и холодно меня оценивая через полбара. Он притягивает взгляды в любой обстановке. Здесь же он всецело захватывает мое внимание.

Мне приходит в голову, что я могла бы уйти прямо сейчас и сохранить сердце в целости и сохранности. Ничего хорошего это знакомство не принесет. Завтра этот незнакомец исчезнет, и моя жизнь вернется в прежнее русло.

Моя жизнь.      

Прошло четыре года после окончания школы, а я все еще здесь, не в силах спрыгнуть с этой кошмарной карусели. Мы работаем и копим деньги только для того, чтобы устранить очередное «стихийное бедствие»: то машина сломается, то страховка не покрывает новые лекарства от астмы Маккенны, то происходят перебои в работе кондиционера, то крышу нужно починить... И вот мы снова здесь, откуда начинали. Все такое же разваливающееся, как и в день, когда мы стартовали.

Руки дрожат, а горло ноет от попыток сдержать слезы.

Я больше не могу. Такая жизнь быстро сведет меня в могилу. Мне нужна кнопка аварийной остановки, предохранительный клапан, который запустит пружину и вытолкнет меня с этого барного стула, отправит на пустынный остров, где нет кредитов и дерьмовых боссов. Бог с ним, с островом. Я не привередлива. Мне бы провести спокойную ночь в трейлере мамы, уставившись в пустую стену, чтобы никто не напоминал мне о кошмарах, которые будут ждать меня утром.

Только вот такой кнопки не существует, зато есть этот мужчина. Что ж, я пойду по этой тропинке, чтобы сойти с карусели на одну ночь.

Я многозначительно смотрю в сторону бокового коридора, который ведет в уборную, после чего убеждаюсь, что он понял намек. Соскальзываю с барного стула, и в то же время его стул царапает деревянный пол.

Теперь пути назад нет.

∙ Глава 2 ∙
Тейлор

Я бреду в уборную, словно в тумане: тело движется на автопилоте шаг за шагом. Я не отдаю себе отчета в том, что творю. Я в шоке. Вот, что это такое – шок, потому что реально собираюсь это сделать. Совесть пытается достучаться до меня и остановить, велит развернуться и сбежать, пока еще есть возможность, но вот я уже стою перед дверью в женский туалет, и рука, намного больше моей, открывает ее для меня.

Я совсем забыла про зеркала; лучше бы здесь не было их двух, висящих над старыми фарфоровыми раковинами. На них трещины и пятна, но я все же вижу свое отражение достаточно хорошо, чтобы лицезреть результат своего поступка.

Карие глаза, унаследованные от мамы, смотрят на меня. Из-за их соблазнительной раскосости создается ощущение, что я храню невообразимые тайны. Длинные каштановые волосы свободными волнами ниспадают до середины спины. О полных губах, как у меня, можно только