сидел.

Да, каторжный надрыв в нем чувствовался. Не без того.

— Какой-то мужик тоже зашел, слушал. Лысый, громадный такой. Пригласил потом к себе в кабинет. Оказался директор этого ПТУ. И предлагает с ходу: «Будешь воспитателем?» А я не могу отказывать, когда хороший человек. «Других, что ль, нет?» — «Другие в этот ад не идут». — «Да я, видишь, не идеальный!» — «Да идеальный, — говорит, — тут и не справится! А ты — в самый раз!» А завод-то наш закрылся как раз… ну — без работы… Стал я им радиодело давать — с армии ас! Ну и байки травил, за жизнь. Опыт большой. И к рыбалке приучал...

Паузы его все росли. Кончики удилищ, пожалуй что, ожили, хотя то было еле заметно. Он осторожно взялся за низ. Подержал, снова поставил.

— А! Мелочь дергает! — демонстративно отвернулся ко мне. — Так вот…

Но вся страсть его уже была направлена туда. Кончики удилищ осторожно шевелились.

Вихляясь, с визгом тормозов, подъехала какая-то лайба, из нее, похохатывая, вышли двое, длинный и коренастый, с какими-то кулями в руках, пошли прямо к нам. Я обмер.

— О! Вот и ученички мои! — возликовал Авдеич. — Ну, сейчас начнется!

Что начнется, я лишь догадывался.

— Здравствуйте! — вежливо поздоровались они, проходя мимо.

— Это они из-за тебя такие вежливые! — Авдеич радостно оскалил свою «фрезу».

— Просим к нашему шалашу. И вас тоже, — подошел длинный в черном комбинезоне.

— Воспитание! — Авдеич подмигнул.

Столик был прислонен к перилам, отделяющим наш «тротуар» от шоссе. На газете был мелко порезан хлеб, шпик; кусочки лежали веером; стояли четыре то и дело падающих от ветра, летучих тонких стаканчика, две зеленые бутылки водки. Сколько времени уже не пью! Но здесь выпил с упоением и восторгом.

— Тащит! — вдруг закричал Авдеич и резко поставил стаканчик, плеснув водкой.

Длинный покинул нас как-то незаметно, отлучился — и теперь стоял, сгорбившись, у перил. Все рванули туда. Длинный, оставив удилище и согнувшись вниз, держа в двух кулаках туго натянутую леску, медленно ее выбирал. Вода у моста была темной, свою тайну выдавать не хотела. Только звенящий натяг лески и больше ничего. Тянет пустоту? Не может же так долго не показываться рыба.

 — Есть! — отчеканил Авдеич.

Далеко внизу, в темной воде, мелькнуло что-то светлое.

— Под мост уходит! — крикнул коренастый, одетый почему-то как на свадьбу.

— Нич-чего! — Ноздри Авдеича раздулись. — Николай! Поводи его! Подержи голову над водой! Пусть воздуха хлебнет… Теперь тащи!

Руки Николая задвигались быстрее. Авдеич, схватив удилище, подматывал вытащенную и брошенную леску. На поверхности показался огромный лещ! Николай стал быстро, но плавно поднимать его вверх на почти невидимой тонкой леске. Это, как я понял, самый острый момент. И вот огромный лещ перевалился через перила и смачно зашлепал на плитах. Все чуть откинулись, утерли счастливый пот, даже те, кто не имел к делу прямого отношения, как я. Золотой свет леща озарил наши лица. Счастье уравняло всех.

— На-аш клиент! — приподнимая его на леске, чуть играя вниз-вверх, «взвешивая», произнес довольный Авдеич.

Любимый его ученик, правда, остался суров и как бы не охвачен общим восторгом. Настоящий крепкий мужик. Молча запустил пальцы под склизкие жабры, другой рукой выдернул крючок и сунул леща в целлофановый мешок, небрежно повешенный на какой-то штырь на перилах.

— Ну! С почином! — Вождь наш торжественно поднял стакан.

Сладко пить под божественный запах рыбы, свежий аромат глубины, под громкий шорох леща в пакете!

Друг Николая-победителя, крепыш, почему-то нарядный, словно на бал (или с бала?), — в черном костюме, белой распахнутой рубашке, лаковых туфлях, поставил недопитый стаканчик, вежливо сказал: «Извините!», отошел к парапету, склонил голову вниз… Тащит?!

И второй лещ, чуть поменьше первого, запрыгал по плитам.

— Во пошла пьянка! — радостно-ошалело произнес Авдеич.

Хотя, похоже, мы мало участвуем в этой «пьянке»?

И тут же Николай, длинный и худой, в черном комбинезоне, хищно, на полусогнутых, словно вприсядку (так удобней хватать за низ удилища?), «подплясал» к краю и резко махнул удилищем. Все снова туда свесились.

— На-аш клиент! — сказали все слитно — и даже, к моему удивлению, я.

«Клиент» шлепал по плитам и был так же небрежно, как предыдущие, сунут в мешок.

Счастье, опьянение — отнюдь не целиком водочное — качало нас. Они ловят, а мы ликуем? Ну и что?! Николай оторвал свой взгляд от удилища (кивок с колокольчиком явно «жил»!), отошел к столику, разлил водку.

— Ну! — произнес он. — За нашего учителя!

Авдеич выпил с гордым достоинством. Все правильно! И я тоже — его ученик! Узнал столько!.. под самый конец. Левой рукой Авдеич вытер слезу.

— Клюет у тебя! — указал он Николаю стаканчиком водки.

Кончик удилища дрыгался, как живой.

— А! — великодушно произнес Николай. — Мелочь дергает… Ну, пьем до дна!

Мы торжественно выпили. Слеза вдруг потекла и у меня. Какой счастливый день! Вернее — вечер! А точнее — ночь!

— Авдеич! Клюет у тебя! — вдруг заорал Николай, как бы не замечая пляски удилища своего.

Мы всем скопом кинулись. Клевало… вроде. Не так, как у Николая, но все внимание было нам. Авдеич взял удилище в руки, вдумчиво подержал и, помедлив, размашисто подсек. Схватился за леску…

— На-аш клиент! — вскричали все вместе.

«Клиент», правда, был некрупный. Но никто этого не сказал. Авдеич заточил его в пакет, и там он казался гораздо больше, бился, как гигант.

— Ну прям выпить не дают! — завопил «нарядный» друг Николая (с бала или на бал?), кидаясь к удилищу.

Да, то была самая сладкая выпивка, то и дело прерываемая воплями, сочным шлепаньем лещей по настилу. Правда, это в основном происходило у них, в районе бетономешалки. У нас как-то меньше. Пожалуй, он их «переучил», надо было вовремя остановиться. А, какая разница! Праздник!

Из желтого вагончика возле бетономешалки вылезли заспанные рабочие.

— Во дают! Такого не видали еще!

И не увидите! Наши работали четко, слаженно. Удилища только посвистывали.

— На-аш клиент!

— Авдеич! Клюет! — опять кинулся к нам, бросив все свое, Коля.

Так мы поймали второго леща. Авдеич вдруг обнял меня своей костлявой рукой, прижался колючей щекой, и, смешиваясь, потекли наши горючие слезы. И в ту минуту казалось, что все будет хорошо, хватит здоровья и лекарств, чтобы жить!

— Авдеич! Тебе! — Николай протянул первого, самого большого леща, подцепив под жабру.

— Не-не-не! — заверещал «шеф», потом вдруг