— Обойду всех агрономов, — говорит Парчак, — посоветуюсь. Литературу читаю. Все выполняю в точности. У меня день уходит, чтобы войти в работу, отрегулировать агрегаты. На какой глубине идут лапка, сошник, норма высева, заделка семян в почву — все важно и все должно быть так, как положено. После пахоты, боронования, культивации, сева любой клочок моего поля можно проверить. Даю сто процентов гарантии: никаких отклонений от нормы.

И прежде, а в последние годы особенно много приходится видеть на полях наших горького. Зеленая трава стоит по колено, а убеждают: «Это — черный пар. Припоздали с культивацией, но не беда, успеем…» Успеют. Только проку от такого «черного пара» нет. Скачет сеялка за трактором, того и гляди оторвется. Пашня, считай, не бороненная. «Ничего, — машут рукой. — Дожди пройдут, все прибьется, вырастет». Конечно, вырастет, только вот что? Осот, розовый вьюнок, полевая ромашка.

За годы своей работы Парчак и Смутнев получили и реализовали три тысячи тонн зерна. Всего лишь на 400 гектарах. Иные колхозы на десяти тысячах гектаров получают зерна в два раза меньше.

Но… «от земли не будешь богатым, а будешь горбатым» — не мною придумано. Живет Парчак в том же доме, в каком жил и раньше. «Мерседесов» и даже «Жигулей» не купил. Все полученные деньги вложены в производство. Провели к своему участку дорогу из бетонных плит, построили склад для техники, семян, удобрений. Протянули электролинию, смонтировали подстанцию. Скважина, водонапорная башня, склад горюче-смазочных материалов. Государство помогало мало, а главное, с опозданием на полгода. Тогдашняя инфляция эту помощь «съедала».

Позади пять лет работы. Самой трудной, потому что это было начало. Что впереди?

— Для меня стало ясно, — говорит Парчак, — что на наших землях можно получать по сорок — пятьдесят центнеров озимой пшеницы на парах. Так я и буду работать.

Но, отработав пять трудных лет и получив около трех тысяч тонн зерна, Парчак не разбогател. Не все планы его сбылись. Он хотел на своей земле построить хороший большой дом, и, может быть, с бассейном, что при нашей жаре вовсе не роскошь. Хотел разбить сад и парк. Хотел построить свой элеватор для зерна. Не вышло. И не его в том вина. Пусть государство не выполнило свои обещания: дом для фермера и прочее. Но самое горькое — год 1993-й, когда 700 тонн пшеницы отдали государству и ждали денег за нее целый год. При тогдашней инфляции деньги обратились в дым. Год жизни. Год тяжкого труда.

И когда говорит Парчак: «Страна должна повернуться лицом к крестьянину», он имеет в виду только одно: «Честно расплачивайтесь за мою пшеницу, за мой труд. Чтобы я не ждал и не выпрашивал свои деньги месяц, два, три, а то и год. А еще — цены должны быть сообразными: за железку, за хлеб, за горючее».

Конечно же, не обошли мы в наших разговорах темы общие и насущные: колхоз и фермер.

— Поработав фермером, а потом объединившись в колхоз, я буду уже другим, сказал Парчак.

— Вы вернетесь в колхоз? — изумленно спросил я. — Зачем?

— Конечно, не в прежний, — ответил мой собеседник. — Но объединяться мы все равно будем, рано или поздно. На других принципах. Это необходимость. Потому что я зерно получил и отдал его чужому дяде, который смелет его, испечет хлеб, сделает макароны и получит доход больший, чем я. Значит, нужна своя переработка. Но в районе четыреста фермеров. Не заводить же нам четыреста пекарен, четыреста мельниц. Это — деньги на ветер. Надо объединиться. На какой основе, тут надо думать. Но объединяться все равно будем.

Мы говорили о многом. В конце разговора я спросил у него:

— У вас трудное позади. Но если бы сейчас вам предложили еще тысячу гектаров земли, такой же запущенной, джунгли, в которых кабаны и косули. Вы бы взяли?

— Взял бы. Мы бы смогли ее обработать. Подросли сыновья, племянники. Они уже работают на тракторе, на машине.

— А пять тысяч гектаров? — загорелся я. — Взять и отвечать за эту землю, чтобы и она могла по тридцать, по сорок центнеров с гектара давать? Пусть с сезонными работниками, с наемными. Но смогли бы?

— Можно, — твердо ответил Парчак.

— А десять тысяч гектаров?

— Все можно при желании.

— Но где вы возьмете людей? Ведь в колхозе работники нынче известные.

— Будут работать. Даже те, кого из колхоза выгоняют. Со мной бы работали. Им ведь «папа» нужен. Колхоз приучил к «папе». Без него не могут. Но о чем сейчас говорить, когда и нынешние двести гектаров мне не принадлежат. Я просил — не дают. А если бы я знал, что эти двести гектаров — это моя земля, моя и моих сыновей, то я бы сейчас не сидел сложа руки, я бы со всей округи навоз возил от ферм. Колхозам навоз не нужен, не до него. А я бы возил. И в следующем году получил бы по шестьдесят центнеров с гектара. Но чья эта земля?.. Непонятно.

Так вот, не больно весело, закончился наш разговор.

Возвращался я в город. Заволжье — край пустынный. Нынче — и вовсе. Вон кошара овечья, но возле нее — ни сена, ни соломы. Значит, нет и овец. Вон еще одна такая же. А там — бывший животноводческий комплекс на десять ли, на двенадцать тысяч голов. Хорошо, если сотня-другая коров в его стенах осталась. Хоть и глубокий снег, но видно, что тянется и тянется вдоль дороги непашь. Почти полтора миллиона гектаров остались в области с осени невспаханными. Почти третья часть. Это — по всей области. А здесь, в глухом Заволжье, в Быковском районе, больше половины земли не пашется. Времена нынче — трудные.

Все понимаю. Но почему работящий умелый Парчак, отец трех сыновей, не может получить эту брошенную землю? Ведь тогда на ней не бурьян будет расти, а пшеница. И урожай будет не 5 центнеров с гектара, а 30 и 40.

Почему в другом, но тоже нашем краю такие же толковые хлеборобы Чичеров и Ляпин не могут получить столько земли, сколько им по силам? Там ведь тоже сыновья уже поднялись.

Почему о земле с тоскою говорят братья Пономаревы и могучий их батя? Почему Виктор Иванович Штепо не может осуществить планы свои? А ведь все они наши кормильцы. Не горстями зерно дают, а тысячами тонн.

Тянется вдоль дороги заметенная снегом непаханая земля, молчит. Но уже пригревает солнце, скоро весна. Что она принесет нам? А что она может принести?!

Вот строки из обращения к руководству нашей области Аграрного союза и профсоюза агропромышленного комплекса:

«В агропромышленном комплексе Волгоградской области сложилось катастрофическое положение.

…во многих хозяйствах не отапливаются школы, детские сады, ремонтные мастерские.

…остановлен ремонт техники.

…идет сброс скота, растет падеж, падает продуктивность».

Во всем этом