не пошли на пользу общему состоянию его здоровья. Боюсь, пока он очень болен. А, вот форма, которую я искала! — она оторвала взгляд от карты, приготовив ручку для записи. — Прежде чем я отведу вас к нему, я должна спросить, кем вы приходитесь Стиву. Вы оба. Насколько хорошо вы его знаете? И для сведения… — при этих словах она многозначительно подняла бровь, — просто чтоб вы знали: если вы не члены семьи, боюсь, я смогу дать вам лишь ограниченную информацию о его состоянии. И еще это будет означать, что вы не сможете находиться с ним после восьми вечера. — Она взглянула на часы на стене. Дин проследил ее взгляд: часы показывали двенадцатый час ночи. — Так кем вы ему приходитесь? — повторила вопрос сестра.

— Мы члены семьи, — ответил Дин. — Он наш э-э… — Дин замялся.

Сестра послушно ждала.

— Кузен, — произнес Сэм ровно в тот момент, когда Дин сказал: — Родной брат.

Сестра моргнула. Дин пояснил:

— Он кузен, который также брат. Понимаете, сестра нашей мамы… в общем, сложно объяснять. Одна из этих… семейных тайн — ну, знаете, как бывает? К этому надо привыкнуть. В общем, где он?

На лице медсестры отразился скепсис, но пробормотав: «Семья, понятно», она сделала пометку в карте и после этого снова посмотрела на них:

— Скажу вам прямо. Мы не смогли найти больше никого, кто бы его знал. Он в критическом состоянии. Он был без сознания, когда его нашли, и с тех пор не приходил в сознание. Сейчас его состояние очень плохое. Вы точно не знаете никаких… других членов его семьи? Кого-то, кому нужно сообщить? Это срочно. Если у него есть еще близкие, их нужно уведомить немедленно.

— Нет… больше никого нет, — сказал Дин, сухо сглотнув. — Мы уверены. Но… с ним все будет в порядке?

Лицо сестры приняло профессионально нейтральное выражение.

— Он сейчас получает наилучший уход. Доктор скоро поговорит с вами.

Это прозвучало совсем не хорошо. От сухости в горле Дину отказал голос, и Сэму пришлось вступить:

— Можно нам его навестить теперь?

— Поскольку вы, гм… близкие родственники, — да, вы можете остаться с ним, сколько пожелаете. Особенно учитывая, что с ним никого больше нет. — Сестра захлопнула карту и вставила ее обратно на полку. — Но должна вас предупредить, он вряд ли проснется. И он на аппарате искусственной вентиляции легких — сам он недостаточно хорошо дышал. Так что даже если проснется, то говорить не сможет.

Наконец она провела их к одному из реанимационных отсеков и отодвинула занавеску.

***

Каса было трудно узнать. Укутанный в одеяла и согревающие простыни, он был настолько худ, что очертания его тела едва различались под одеялами. Кругом виднелись трубки и провода. С боку больничной койки свисали две толстые голубые гофрированные трубы, присоединенные к трубке, идущей к его горлу, к груди были прикреплены еще трубки и провода, в обеих руках были инъекционные иглы капельниц, на пальце клипса, а у изголовья кровати стоял целый ряд приборов, в том числе громоздкий аппарат искусственного дыхания. Аппарат издавал звук «клик-пшшш», повторявшийся примерно раз в три секунды.

Глаза Каса были закрыты. Его лицо казалось усталым и изможденным: он выглядел на несколько лет старше, чем во время последней встречи с Дином. На коже виднелись синяки, как и сказала сестра: впечатляюще багровые, зеленые и желтые пятна, протянувшиеся через нос и обе щеки, и еще несколько разбросанных на лбу и подбородке. Похоже было, что синякам уже недели две, раз они успели достичь «разноцветной» стадии. Под синяками была мертвенная бледность — даже губы Каса отдавали синевой. Изогнутая рана над левой бровью была аккуратно зашита. Его обычно грубоватая щетина была теперь примерно недельной длины и выглядела грубее обычного. Волосы тоже отрасли: они спадали от лица на подушку спутанными, немытыми, унылыми прядями.

Непривычно было видеть Кастиэля таким неопрятным. Он выглядел даже хуже, чем в Чистилище.

Дину вдруг вспомнилось, каким свежим, бодрым и счастливым Кас казался в баре Вайоминга всего три недели назад. И как он улыбнулся, когда впервые заметил их с Сэмом. Дин резко отвернулся и прошел к стулу в самом дальнем углу палаты, у ног Каса. Он плюхнулся на стул, повозил ногами по полу и уставился на свои руки.

Но Сэма, казалось, представшая перед ними картина совсем не взволновала: он подошел прямо к кровати, запустил руку между трубками и проводами и похлопал Каса по плечу.

— Привет, Кас, — сказал он. — Как ты? Это я, Сэм. Дин тоже здесь. Мы пришли тебя проведать.

Единственным ответом было ритмичное «клик-пшшш» аппарата искусственного дыхания. Сэм пододвинул второй стул вплотную к кровати, с легкой досадой взглянул на Дина и снова повернулся к Касу.

— Ну что, Кас, похоже, досталось тебе, да? Но теперь все будет в порядке. Мы с Дином останемся тут с тобой. Ты поправишься. Ты только держись…

Сэм продолжал болтать. Дин сидел на пластиковом стуле в углу и наблюдал. Даже с этого места ему было видно, как грудь Каса периодически поднималась в ритме «клик-пшшш», когда аппарат накачивал воздух в его ослабленные легкие. Это был единственный признак движения во всем его теле.

Дин едва сдержался, чтобы не прокомментировать вслух, что беседовать с Касом явно бесполезно. Было очевидно, что Кас не услышит Сэма.

Минуту спустя вошла врач и прервала односторонний разговор Сэма, чтобы сообщить им несколько весьма обескураживающих подробностей. Как оказалось, Кас подхватил грипп — который, как считал Дин, не так уж страшен, но «на фоне ослабленного из-за прочих ранений состояния» вызвал осложнение, обернувшееся серьезным воспалением легких. После чего переохлаждение стало завершающим аккордом. Доктор барабанила фразами «ослабленный организм», «дышал с трудом», «чудом выжил», «почти на пределе», и «следующие сутки будут решающими». Закончила она традиционным «не теряйте надежды».

«Обычная чушь», — подумал Дин, вспомнив последние часы Бобби.

Когда врач вышла, Сэм и Дин устроились обратно на своих местах: Дин — на скрипучем пластиковом стуле в углу, Сэм — на втором стуле рядом с Касом. Сэм глядел на Каса с минуту, после чего произнес тихо:

— Он не должен был оставаться один, вот так.