ничего не слышал?

Сейчас в ее глазах была мольба. Мне пришлось отвести взгляд.

— Нет, — буркнул я в ответ.

— И когда я слышала, как он рыскал ночью вокруг нашего дома, ты тоже, ничего не слышал?

— Нет.

— В ту ночь, когда я разбудила тебя, разве ты не видел его тень на стене комнаты?

Я покачал головой и попытался выдавить улыбку.

— Дорогая, мне не нравится, что ты слишком много читаешь моих историй.

— Но я не знаю, как объяснить твои… невер… ошибочные представления.

Вайолет подула на свою сигарету, горящий конец которой ярко вспыхнул и осветил лицо — ее глаза остались мертвыми.

— И ты никогда не слышал этого волка? И он никогда не преследовал тебя, когда ты шел по лесу или когда оставался здесь один? — Ее голос звучал умоляюще.

— Боюсь, что нет. Ты же знаешь, что я приехал сюда за месяц до тебя, чтобы писать. И писал. Не видел ни оборотней, ни привидений, ни вампиров, ни вурдалаков, ни джиннов. Только индейцы, канадцы и другие местные жители. В один из вечеров, вернувшись домой от Леона, мне показалось, что вижу розового слона, но ошибся.

Я улыбнулся. Но она не улыбнулась.

— Серьезно, Вайолет, я начинаю подумывать о том, не сделал ли ошибки, взяв тебя сюда. Но думал, что это будет для тебя кусочком прошлого. Эта дикая природа должна тебе пойти на пользу. А сейчас я спрашиваю себя.

— Ты спрашиваешь себя, не сошла ли я с ума?

Эти слова медленно сошли с ее туб.

— Нет. Я никогда не говорил этого.

— Но это то, о чем ты сейчас думаешь, Чарльз.

— Вовсе нет, у всех нас бывают такие периоды обострения. Любой медик объяснит тебе, что ошибки восприятия не обязательно свидетельствуют о каком-то психическом расстройстве.

Я говорил торопливо, но видел, что мои слова ее не убедили.

— Меня не обманешь, Чарльз. И я себя тоже не могу обмануть — что-то здесь не так.

— Чепуха. Забудь об этом. — Я вновь изобразил улыбку, но не очень удачно. — В конце концов, Вайолет, я должен быть последним человеком, чтобы даже намекать на такую возможность. Разве ты не помнишь, что перед тем, как мы поженились в Квебеке, я обычно говорил о тебе, как о ведьме? Называл тебя Красной Ведьмой Севера и часто писал те сонеты и шептал их тебе.

Вайолет покачала головой.

— То было другое. Ты знал, что делал. Ты не видел и не слышал того, что не существует.

Я прокашлялся.

— Дорогая, хочу тебе кое-что предложить. Ты ведь никому, кроме меня, не рассказывала об этом, да?

— Никому.

— И это продолжается как ты говоришь, около двух недель?

— Да.

— Так вот, я не хочу, чтобы это дальше продолжалось. Вижу, что ты обеспокоена, и только по этой причине советую позвонить доктору Меру. Разумеется, только как консультанту. Я очень верю в его способности не только как терапевта, но и психиатра. Психиатрия — его хобби; разумеется, он всего лишь любитель, застрявший в этих лесах, но он — известный человек. Уверен, он внимательно выслушает тебя. И, возможно, даже поставит диагноз, который сразу прояснит все дело.

— Нет, Чарльз. Я не расскажу об этом доктору Меру.

Я нахмурился.

— Очень хорошо, но мне интересны твои мысли о каком-то таинственном оборотне. Я бы хотел выяснить, что ты слышала в детстве об оборотнях. Ведь твоя бабушка была частично индианкой, не так ли? Не пугала ли она тебя какими-нибудь страшными рассказами?

Вайолет кивнула.

— Не рассказывала ли она тебе о людях, которые, когда появляется луна, превращаются в волков и начинают бегать по лесу и лаять? Не рассказывала ли она тебе, как они рыщут в поисках добычи и вгрызаются в горла своих жертв, а те, в свою очередь, становятся пораженными смертельным вирусом оборотня?

— Да. Она рассказывала мне обо всем этом много-много раз.

— Ага. И сейчас, когда ты опять вернулась в эти дикие места, появляется этот образ твоих детских страхов. Оборотень, моя дорогая, это просто символ того, чего ты боишься. Возможно, что в галлюцинации какого-то зверя воплощается некая внутренняя вина, которая таится в ожидании времени, чтобы проявить себя.

— Я даже и не психиатр-любитель, как доктор Меру, но думаю, что могу уверенно предположить, что такое наваждение достаточно естественно. А сейчас, если ты будешь со мной откровенна, то, может быть, мы сможем проанализировать источник твоего страха и обнаружить тот настоящий ужас, который маскируется под рычащего монстра — мифического получеловека-полузверя, который преследует тебя в лесу.

— Нет! Прекрати! Пожалуйста, не сейчас — я больше не могу говорить об этом.

Вайолет зарыдала. Я попытался довольно неуклюже утешить ее.

— Извини, дорогая. Ты, наверное, достаточно уже изнервничалась. Забудем сейчас об этом и подождем, пока ты не почувствуешь, что готова вернуться к этой теме. Лучше иди отдохни.

Поглаживая по плечу, довел ее до спальни.

Мы разделись и легли в кровать. Я погасил.

Коттедж погрузился в полную темноту, если не считать лунного света, который проникал сквозь верхушки окружавших домик деревьев. Озеро, что находилось за ними, представляло собой море серебряного огня, но я отвернулся от его блеска и неожиданно погрузился в сон.

Вайолет лежала рядом, вся в напряжении, но, когда я повернулся на другой бок, почувствовал, что постепенно и понемногу она успокаивается.

Мы заснули.

Не знаю, в какое время я проснулся. Рука Вайолет вцепилась в мое плечо, и я услышал прерывистые звуки ее дыхания.

— Прислушайся, Чарльз! — задыхаясь, произнесла она.

Я прислушался.

— Ты слышишь это? Перед домом, слышишь его шаги около двери?

Я покачал головой.

— Проснись, Чарльз, ты должен слышать это. Сначала он сопел под окном, а сейчас скребется в дверь. Сделай же что-нибудь!

Я соскочил с кровати и схватил ее за руку, сказав:

— Пошли, посмотрим.

Ища фонарь, я наткнулся на стул.

— Он уходит, — зарыдала Вайолет. — Быстрее!

Крепко держа в одной руке фонарь, я потащил Вайолет к двери. У двери я остановился, отпустил ее и открыл засов.

Дверь раскрылась настежь. Я осветил фонарем место вокруг дома. Окружавший лес был безжизненным. Затем я направил луч фонаря нам под ноги.

Вайолет вскрикнула.

— Чарльз, смотри! Вон там, на земле рядом с дверью! Ты что, не видишь следы — вон те следы перед дверью?

Я посмотрел.

Там, на земле, были отчетливо видны безошибочные отпечатки лап огромного волка.

Я повернулся к Вайолет и долго пристально смотрел на нее. Затем покачал головой.

— Нет, дорогая, — прошептал я. — Ты ошиблась. Я ничего не вижу. Я вообще ничего не вижу.

На