сидят, — вздохнул Петя, подливая себе еще и проникаясь текущим моментом.

— Да как же так, да я бы с ними! — оживился Самогонный, — Да мы бы.

— Вот и договорились, — обрадовался Петя, усаживая Самогонного на ковер-саомлет. — Грифовый, ты с нами?

— Нет, я лучше здесь останусь. — мечтательно улыбнулся Грифовый. — Море, фламинго, тишина и Басковый не достает.

— Ну, как хочешь! — махнул рукой Петя.

Он почти начал поднимать в воздух ковер и хлопнул себя ладонью по лбу:

— Я же совсем забыл. Меня же за сопагами, тьфу, ты, за сапогами послали.

— Такими что ли, — Самогонный вприпрыжку сгонял в пещеру и притаранил модельные сапожки от Гуччи. — Анаферон забыл, когда в прошлый раз с какой-то бабой гостил у меня.

— Остроухой бабой? — уточнил Петя.

— Да нет, обычной.

— Так-так-так. Дай-ка сюда. Так это ж Зинкины сапоги. Она их обыскалась. Ну, Анафероша! А еще друг называется. Ну я тебе покажу!

***

В котельной выпивали три дракона, фальшиво подтягивая «Возьмемся за руки, друзья». Серо-буро-малинового мага Анаферона с криками «Подонок, как ты посмел моего „Гуччи“ отдать этой ушастой фре?» гоняла по замку попаданка Зина. Петя и эльфийка летели над морем на ковре, слушая игру грифового дракона и любуясь полетом фламиного. И только в иберийских горах одиноко завывал Басковый дракон. Его не взяли в оперный театр.

========== Турнир ==========

Комментарий к Турнир

Огромное спасибо читателям за коллекцию перлов и очепяток, вдохновивших меня на новый опус. Попаданку Маню по личной просьбе Сумеречного Эльфа переименовала в попаданку Зину, ну, ту самую, из песни Высоцкого. Буду рада новым перлам.

В это солнечное утро полнолуния магистр серо-буро-малиновой магии Анаферон собирался на турнир. Вообще-то он не любил турниры, но ему бросил вызов его давний алавердент бакалавр буро-серо-козявчатой магии Арбидол. К тому же сегодняшнее мероприятие организовывал порнпринц. На самом деле правитель княжества носил титул корнпринца, а если точнее — кронприрцада, но он имел такое блинное лицо и холил в таком помпезном золотом сраке, что приставку пришлось заменить.

Анаферон проверил снаряжение и достал из футляра свой верный печ — так называли мечи на угольной тяге с подогревом, для турниров в холодную погоду. Потом он вспомнил, что попаданец Петя в прошлый раз во время садо-мазо-марафона оставил у него в замке свой аккумулятор, назвав его лучшим оружием самозащиты. «Тяжелый, однако, и внутри что-то булькает», — подумал Анаферон. Потом вспомнил, что попаданец Петя так и не вернул в лавку ковер-саомлет.

Торговец тогда сделал морду кирпичом и принялся утверждать, что никакого ковра он вчера не продавал, поскольку только сегодня приехал. «Ну, я же тебя помню! — пытался спорить Петя. — Ты А-ладдин». «О, великий и богучий попаданец. А-ладдин вчера уехал обратно в Чайну, а я Б-ладдин». Петя потом еще долго возмущался наглости торговцев и вероломству некоторых магов и даже хотел забрать ковер с собой. Но потом подумал, что его некуда вешать, да и не принято у них в мире летать на коврах. Теперь Анаферон решил попробовать, насколько ковер ушлых чайнийцев ему поможет на турнире.

— С ним или на нем! — напутствовала мага прекрасная эльфийка, протягивая Анаферону проходческий щит. — Если вернешься с победой, я тебе посвищу мадригал. Если тебя ранят, ты мне посвистишь серенаду. Дырочкой в правом боку.

Она всегда умела утешить и приодобрить.

На турнир собрались все смузи, мюсли и панкейки местного общества. Порнпринц восседал на Алюминиевом троне, искусно сплетенном из тысяч ржавых вилок. У его ног, подметая пол щекотливой бородой, расположился лежописец, который должен был правдиво жописать все, что происходило на турнире.

Арбидол был завзятым байкером. Поэтому он прибыл на ристалище в косухе и верхом на котрабас бабабайке, оглашая окрестности рокотом струн. В качестве оружия он решил использовать традиционный меч-варенец и пароварку с оптическим прицелом.

«Пижон», — подумал Анаферон, не забывая, впрочем, что Арбидол виртуозно владеет дзюдо и дзюпосле и практикует ха-ха-ха-йогу и борьбу нанайских мальчиков против мамайских девочек. У самого серо-буро-малинового мага, впрочем, тоже был черный пояс по Кама сутре, а в числе важных боевых умений числились оглушающий храп, пьяный дебош и каркарварство.

Порнпринц взмахнул пододеяльником, который ему подала горчичная или перечная, и турнир объявили открытым. Щекотнобородый лежописец так усердно выводил первые строчки, что даже поеблел.

Первый удар по жребию выпал Анаферону. Он приосанился на ковре, пустил вперед проходческий щит и привел клеммы аккумулятора в положение для удара. Арбидолу ничего не оставалось, как отбиваться пароваркой. Он глянул в оптический прицел и дико рассмеялся, надеясь поразить противника своим искусством ха-ха-ха-йоги. Анаферон в ответ применил боевой храп.

Половина жен в округе, чьи мужья, не попав на турнир, придавались сиесте после фиесты, свернули им голову по резьбе до щелчка в попытке прекратить ненавистные звуки. А Арбидол чуть не свалился с бабабайки.

Пытаясь выровнять положение, он вцепился в гриф, оглашая окрестности ревом двойного пиццикато, потом апробировал бряцание, переходящее в тремоло, так, что его инструмент, как на ракетной тяге, взвился в небеса. И тогда Арбидол поднял свой печ. Проклятая очепятка! Печ-то остался дома у Анаферона, а Арбидол вооружился варенцом. Очень, между прочим, удобно: можно в перерывах между сетами, сейдами или сеймами неплохо закусить.

Но пока Арбидол закусывал, Анаферон решил нанести удар из-под тишка. Венерее, из-под Тишки, хромого козла в свитере, на котором по арене ездил герольд.

— Фу, как вульгарно! — возмутился Арбидол, счищая с косухи козлиный помет. — Уж лучше бы Кама сутрой меня поразил. Я все-таки твой давний алавердент, а к собутыльнику надо иметь уважение.

— Какое тебе уважение, ты на предыдущих потениях мне такую собаку подложил, я ж извелся, пока понял, где свинья зарыта.

Он и в самом деле применил Кама-Сутру, и на ковре самолете возникла попаданка Зина с подносом сушек и куском пиццы в руках, напевая старинную попаданскую песню «Конфетки-барабаночки». Чудо баба! Кровь с молоком! Лучше любой эльфийки.

— Ты зачем меня выдернул, аспид! — напустилась она на