Третяк Сергей Под давлением счастья

Прежде, чем я осуществлю задуманное, мне следует объясниться.

Меня зовут Ричард Торп. Я — вольный стрелок Суверенного Штата Пенсильвания. Неделю назад руководство направило меня в Россию для расследования убийства Грегори Корбетта, нашего посла в Москве. Честно говоря, сейчас как никогда я убежден, что имело место самоубийство, но русские не стали вмешиваться в расследование, а наше правительство желало убедиться, что они не приложили к этому свою руку.

— Даже не думай высказывать эту мысль, — велел мне Дейв. — Хотя бы намек на то, что русские причастны к смерти нашего посла, может вызвать неимоверные дипломатические осложнения. Мы ждем от тебя тонкого, продуманного поведения.

Тогда зачем было поручать это дело мне? Когда мы очищали Промзону от рейдеров или брали каннибалов Подземелья, я особых тонкостей не проявлял. Мое дело — свинец. Кто-то считает, что дело дойдет до стрельбы? Тогда я не знал ответов на мучившие меня вопросы. На большую часть из них я не могу ответить и сейчас. Но того, что я уже знаю, мне достаточно. Как бы то ни было, мне стало любопытно. И вот я уже стою на выходе из Т-порта в незнакомом городе, без цента в кармане и оглядываю терминал в надежде найти встречающего, который спасет меня из этого отчаянного положения.

Конечно, я полуркал в Сети в поисках достоверной информации о России, но доверять прочитанному не стал. Даже до Сетевых Войн у нашего коммьюнити было не слишком четкое представление о «стране медведей и балалаек», а после и вовсе никто не обладал достоверной информацией относительно того, что там происходит. Официальная документация тоже ситуацию не прояснила — засекречивали все и ото всех.

Ни информации, ни денег. Дейв сказал, что я буду на полном обеспечении консульства СШП, но ведь компу Т-порта не докажешь, что в консульстве за меня рассчитаются.

Терминал был почти пуст: ни приезжающих, ни уезжающих. Тогда я подумал, что границы закрыты. Большинство моих источников информации пугали меня тоталитаризмом и автократией, так что я приготовился к прохождению через «железный занавес» и столкновению с его последствиями. К своему удивлению, никаким таможенным процедурам меня не подвергли. Даже авторизацию в Сети не потребовали.

Допреальность услужливо перевела все надписи в терминале с русского на английский и подсветила немногих находившихся в нем людей. «Дмитрий Воробьев встречает Ричарда Торпа» — прочел я над одной из фигур.

Дмитрий увидел меня, графанул несколько приветственных смайлов и пошел мне навстречу. Мы встретились в центре зала, пожали друг другу руки.

— Здравствуйте, Дмитрий, — сказал я.

— Здравствуйте, Ричард. Зовите меня Димой, — ответил он.

— Тогда вы меня — Риком.

— Договорились, — он улыбнулся. — Мне поручено ввести вас в курс дела и доставить к консульству. Если вы не против прогуляться, мы могли бы совместить эти два дела.

Я был не против. Мы вышли из терминала и оказались на улице. Первое впечатление было довольно сильным. Широкие улицы, тротуары уставлены городскими Т-портами, сетевыми терминалами и молекулярными принтерами. Здания разбросаны на огромные расстояния и отделены от людского потока газонами, кустами, деревьями. Такие же зеленые полосы ограждают людей от наземных машин. Широкие кроны заслоняют воздушные трассы. У меня для такого обилия зелени только одно сравнение — Дикие Территории.

— Мы за городом? — спросил я. — В какой стороне Москва?

Дима засмеялся.

— Мы в Москве, на Четвертом транспортном кольце. До окраины десятки километров.

Это не было похоже ни на один город, что я видел у себя на родине. Если вы когда-нибудь были в землях Старой Америки, то вы должны знать, что наши города как можно более компактны, уходят ввысь и вглубь на сотни метров, огорожены стенами или куполами, отрезающими цивилизацию от Диких Территорий. Тогда я подумал, что русские пережили Первую Корпоративную и последовавшие за ней Сетевые Войны значительно лучше нас либо уже оправились от последствий.

Мы зашагали по тротуару, который к тому же плавно нес нас вперед.

— Как вам это удалось? — спросил я. — В смысле, вас ведь тоже задело Сетевыми Войнами, насколько мне известно.

— Задело, — сказал Дима. — Мы стали ареной боевых столкновений между Футлендом и Робокорп. Бомбили нас от Камчатки до Балтики. Москву восстанавливали из руин. А когда корпорации истощили друг друга в реальности, не меньше пострадала наша Сеть. Многие данные безвозвратно утеряны, и мы так и не узнаем то, что было известно нашим предкам.

— Судя по всему, вам досталось не меньше нашего, — посочувствовал я. — Как же вы за такой короткий срок избавились от последствий войны, если не секрет?

— Никакого секрета, напротив, идея, которую мы открыто продвигаем повсюду — идея Коллективного Блага. Она помогла нам объединить всю Европу и часть Азии, она же сплотила наши народы в великом деле восстановления страны.

— Коллективное Благо… — протянул я. — Название говорит о многом, но не могли бы вы описать суть вкратце?

— Легко, — сказал Дима. — Этому у нас учат в каждой школе, так что про Коллективное Благо я могу рассказать все.

Во время Сетевых Войн рухнула наша система, пострадали базы данных, но всеобщая витруализация осталась. Было решено использовать наработки властвовавших здесь корпораций. Каждый человек, каждая машина, каждый сохранившийся ресурс были учтены и поставлены под контроль. Жесткая система распределения ресурсов позволила избежать накопления их в одних областях и отсутствия в других. Поэтому выжило большинство населения. Через голод, через лишения мы прошли все вместе, а не только самые богатые и самые властные. Я ни в коем случае не хочу критиковать решения вашего руководства, принятые в послевоенные годы…

— Все мы делали что могли, — сказал я. Похоже, Диму такой вариант устроил, и он продолжил:

— После, когда мы наладили производство и начали выпускать собственную продукцию, а не только потреблять, этот принцип сохранился. Мы так и не вернулись к денежной системе оценки труда и стоимости товаров.

— Вы — что? — переспросил я, хотя прекрасно понял, что он имеет в виду.

— Мы не пользуемся деньгами.

До меня начало доходить. Вот почему я — на полном довольстве нашего консульства. Никаких командировочных, никаких отчетов. Мое пребывание здесь не стоит дяде Сэму ни цента. Видимо, мои мысли были достаточно ясно написаны на моем лице, потому что Дима добавил:

— За доллары Суверенного Штата Пенсильвания, равно как и за валюту любого другого государства у