свободна в выборе. Моя сделала свой выбор уже давно. В тот миг, когда запылала огнем небесной звезды Летунницы…

– Получи!

Что это такое липкое и горячее бьет меня по щеке? Как воняет… А руки словно тряпочные, не поднимаются, чтоб вытереть.

– Дерьмо! Задохнись в дерьме, дрянь!

Ах вот оно что! Знаю. Измажут навозом, изваляют в перьях, выгонят из города… Может, забьют камнями, пока гонят. Жалко, что не успела поцеловать ЕГО. Ничего… После того как я умру, мы все равно встретимся…

– Вот тебе! Вот!

Горячо. Что-то хлещет по коленям. Я падаю? Боль… Боль… Пух забивается в рот. Хочется кричать, но не хватает воздуха…

– Гляди, бежит стерва!

Кто это кричит? Похоже на голос того молоденького дружинника, который так забавно поглядывал на меня на ладье. Небось, сложись все иначе, кланялся бы в ноги…

«Землю целовал, песни распевал…» Какая глупость лезет в голову! Почему все мелькает, кружится и так болят колени? Я бегу? Зачем я бегу от этих смешных и нелепых людей с Масками вместо лиц? И голова такая тяжелая… Никогда еще она не была такой тяжелой, даже с косой. А перед глазами – темнота… Это смерть. Мне осталось совсем немного, чтоб перешагнуть отделяющую от нее невидимую черту. Там я буду ждать любимого…

Голоса все глуше. Люди отстают. Они боятся смерти. Ее все боятся. А напрасно. Она – отдохновение. Радость… радость… радость…

59

Коснятин стоял на крыльце. Ему не принесла радости расправа над обманщицей. Ее волокли из сарая, а она только звала: «Горясер! Горясер!» – будто верила, что скованный наемник сумеет ей помочь. Да и ждала ли она помощи? Пожалуй, нет…

Коснятин вздохнул и оглядел опустевший двор. Отрезанная коса Найдены валялась в пыли под крыльцом. Коснятин вспомнил, как его слуги скакали вокруг обманщицы, смеялись, кидали в нее дерьмом и камнями, а его рука сжала и отрезала ее косу. Это не принесло ему облегчения. Наоборот, он почувствовал себя убийцей. А когда ее изваляли в перьях и она сделалась похожа на пуховый ком, ему стало стыдно. За себя… Он уже было хотел остановить слуг, но тут она поднялась с колен и, пошатываясь, побежала к воротам. Кое-где на ее теле сквозь мешковину и белые перья проступили пятна крови. Слуги старались отомстить за хозяина. Они выбирали камни побольше и поострее. Гнусно. Гнусные воспоминания. Коснятин помотал головой.

– Она умрет. Скоро, – как-то грустно сказал Итиль. Он стоял рядом на крыльце и уныло глядел на опустевший двор. – Наши не позволят ей убежать.

В подтверждение его слов в воротах показались слуги.

– Она мертва. Мы бросили ее тело в канаву, недалеко от дороги, – доложил первый и вытер со лба пот. – Потаскуха.

– Хорошо.

Коснятин не хотел слышать подробностей. Он приобнял Итиля за плечо и пошел в дом. На душе было муторно. Радовало лишь участие старого друга. Итиль поддержит и поймет. Завтра весь Новгород будет судачить о том, как посадник наказал порченую невесту за обман. Его никто не упрекнет. Ни один человек…

– Пустите меня! Пустите! – закричал кто-то в избе.

Коснятин обернулся к Итилю. Тот виновато пожал плечами:

– Такая суматоха… Я не знал, что с ним делать, вот и привел сюда. Запер.

Он шагнул к двери в темную кладовку и отодвинул засов. Изнутри вывалился ночной незнакомец. Коснятин наморщил лоб. Кажется, Найдена называла этого человека Журкой.

Журка оказался бледным и тощим парнем. Его губы дрожали, а худое лицо опухло от слез.

– Ты ничего не понял! – выкрикнул он в лицо посаднику. – Она любила его! Любила!

Коснятину стало холодно. Любила… Что ж, выходит, он наказал не обман, а любовь? Нет, неверно…

– Вытолкай его, – тихо приказал он Итилю, – взашей с моего двора! Не хочу даже слышать о ней!

Итиль шагнул к парню, но тот извернулся, бросился к Коснятину и вцепился костлявыми пальцами в отвороты его рубахи:

– Что ты наделал?! Она была чище любой из Девственниц… Ты убийца, посадник… Убийца!

Он всхлипнул. Итиль оторвал его от Коснятина и поволок к выходу. Посадник отвернулся.

– Погоди! – долетел до него крик Журки. – Ты убьешь Горясера? Будь милосерден! Дай мне поговорить с ним! Он должен знать, как она умерла. Дай мне поговорить с Горясером! Бог не простит тебе второй ошибки!

Коснятина затрясло. Холод пробрался под его теплую одежду. Страх, которого он никогда раньше не испытывал, обуял душу. «Бог не простит». С невероятной ясностью посадник вдруг ощутил правоту нищего.

– Отпусти его, Итиль, – не оборачиваясь, сказал посадник. – Пусть говорит с кем хочет.

Журку отпустили. Спотыкаясь и ничего не видя от слез, он вышел во двор. Собравшиеся у крыльца люди смаковали подробности погони. Говорили о том, как, вытянув вперед руки, Найдена бежала по дороге, как падала, расшибая в кровь колени, и как под конец ползла, пока не испустила дух… Журка не слушал. Он не хотел верить, что она мертва. Найдена не могла умереть.

Он доковылял до прирубка. Открыл дверь. Горясер сидел на полу. Журка поглядел на него сквозь пелену слез.

Наемник… За что Найдена так любила его? Ведь он не отличался ни красотой, ни умом. Он убивал людей, не соблюдал Христовых заповедей, не ведал привязанностей. Он…

Журка тряхнул головой. Поздно обвинять. Нужно просто сказать ему. А еще напомнить, что он должен жить. Найдена хотела этого.

– Она умерла, – сказал воришка и заплакал. Горясер поднял голову:

– Она сама себя погубила. – Его слова звучали глухо, и Журке казалось, что он говорит из-под земли. – У нее было слишком горячее сердце.

– Нет. – Не обращая внимания на появившегося в дверях Итиля, воришка сел рядом с Горясером. – Нет, просто она любила тебя и хотела, чтоб ты жил. Понимаешь? Хотела, чтоб ты вернул себе свободу и жил… Ради этого она пошла бы на все.

Горясер хрипло хмыкнул.

Смеется? Журке стало больно. Боль вонзилась под ребра и зашевелилась там, вгрызаясь в плоть, будто голодная мышь.

– Ее жар сродни небесному огню. Я не могу забыть его, – вдруг признался Горясер.

Журка сжал кулаки. Ногти вонзились в ладони и боль в груди немного отпустила. Наемник ничего не понимал! Надо объяснить…

– Я говорю, что ты должен жить! Рабом или свободным, но ты будешь жить за себя и за нее! – Он не умел убеждать… Не научился…

Итиль вышел и бесшумно прикрыл дверь. Журка печально поглядел ему вслед. Должно быть, воина рассмешил его жалкий бред.

Воришка не ведал, что, выйдя из сарая, старый сотник направился к Коснятину, а ступив в посадский дом, обнажил седую голову и опустился на колени перед бывшим воспитанником. «Отпусти наемника, – сказал он. – Прошу тебя. Хватит крови. Она заплатила за них обоих».

Ничего этого Журка не знал. Он сидел рядом с Горясером и плакал от