Необходимо было что–то предпринять. — Он встретил пристальный взгляд Дорна. — Оставленные ими легионеры, лишившиеся лидеров и покинутые, являлись слишком ценным ресурсом, чтобы от него отказаться. Они не разделили судьбу своих отцов. Вы и Робаут выступили на их стороне, но не помните этого. — Малкадор кивнул сам себе. — Мне выпал жребий наблюдать, как они приспосабливаются к новым обстоятельствам.

— Вы отняли у них воспоминания.

— Я даровал им милосердие! — оскорбился Малкадор. — Второй шанс!

— Какое милосердие может быть во лжи? — громко возразил Дорн.

— Спросите себя! — Сигиллит ткнул горящим навершием посоха в сторону примарха. — Хотите знать правду, Рогал? Вы сами приказали окутать вас! Вы сказали мне сделать это. Вы с Робаутом придумали этот план и дали мне разрешение!

Дорн нахмурился ещё сильнее:

— Я никогда не одобрил бы подобного.

— Неправда! — Малкадор ударил основанием посоха в пол, лязгом металла подчёркивая сказанное. — Судьба потерянных была такой, что вы охотно позволили это. Вы стремились спрятать подобное знание.

Новое опровержение сформировалось в горле Дорна, но он сдержал его. Он отбросил гнев и изучил возможность отрешённым холодным взглядом Преторианца.

Мог ли я пойти на такое? Если дело было достаточно серьёзным, стал бы я настолько прагматичным и бесчувственным, чтобы отдать такой приказ?

Дорн инстинктивно знал ответ. Безусловно, да.

Если Империум окажется под угрозой, он отдаст за него жизнь. Стоимость некоторых воспоминаний, кусочек его чести, являлись той ценой, которую он вполне готов заплатить.

Малкадор подошёл к нему, оставив посох на месте. Костлявая рука с длинными пальцами показалась из широкого рукава его монашеских одежд, и Сигиллит протянул её, остановив перед лицом Дорна. Вспыхнули искры сверхъестественного света.

— Я покажу вам, — сказал псайкер. — Ненадолго я позволю вам вспомнить. Вы узнаете, почему потерянное должно оставаться тайной.

Дорн закрыл глаза и ледяной огонь вспыхнул позади них. У него перехватило дыхание, когда глубоко внутри на мгновение рассеялась тень.

Он шёл по запачканному кровью коридору и с каждым шагом вновь пробуждённая память отступала всё глубже во мрак.

Дорн чувствовал, как она исчезала. Он знал, что к тому времени, как достигнет выхода, от неё не останется ничего. Правда, которую он мельком увидел, скрытая, показанная, а теперь скрытая снова, становилась преходящей и эфемерной.

Он не сомневался в показанном Малкадором. Дорн достаточно хорошо знал собственный разум и был вполне уверен, что Сигиллит не спроецировал какую–то колдовскую иллюзию в его мысли. Примарх пробудился от навеянного забытья считанные секунды спустя, но он чувствовал на себе бремя нескольких дней. Когда он открыл глаза, то не увидел ни малейших следов присутствия Сигиллита.

Имперский Кулак не принимал многое из того, что говорил и делал псайкер, и несмотря на утверждение Малкадора, что тот был искренен с ним, у Дорна оставались сомнения, которые никогда не развеются.

Но не в этом случае. В этом он был уверен.

Потерянных больше не было и хорошо, что их больше не было. Постигшие их великие неудачи разрушились в уме Дорна, но оставили после себя уверенность.

Произошедшее могло бросить тень на всё. Теперь Дорн знал это. Кровоточащая и ненавистная правда ясна для меня. Если они сейчас были бы с нами… Мы уже проиграли бы эту войну.

Он вышел под искусственный дневной свет и обнаружил ожидавшего его Массака. Позади легионера на расстоянии держались спасательные бригады и арбитры, зная, что произошедшее в башне не являлось их делом. К завтрашнему дню никто из них не вспомнит о том, что увидел.

— Милорд… — начал Массак. — Простите, меня вынудили…

Дорн отклонил извинения:

— Ты исполнил свой долг, Йоред.

Массак принял сказанное, склонив голову, и затем посмотрел на зиявшую в стене минарета трещину:

— Что с покоями? Какие ваши приказы?

Примарх на мгновение задумался, ища в своих мыслях вопросы, на которые не получил ответов. Воспоминания о разговоре внутри минарета уже поблекли, превратились в ничто. Он нашёл только твёрдую, как гранит решительность в том, что должно было быть сделано.

— Похороните это место, — сказал он Массаку. — Теперь это только гробница. Оно будет забыто.