прошлого века. Я достаточно много путешествовала в свои годы, чтобы научится ценить комфорт и мастерское воплощение инженерного гения – этот автомобиль сочетал в себе и то и другое. Салон из мягкой кожи темно-красного цвета был призван сделать мое семичасовое путешествие на юг до Вансен Фоллс гораздо более терпимым.

Водитель оказался грубым и, к счастью, немым сервитором-шофером, что избавило меня от необходимости вести светскую беседу – занятие, которое я ненавижу и, к которому у меня явно недостает способностей. Освобожденная от необходимости общаться, я решила провести путешествие за чтением тех немногих сведений, которые мне удалось собрать о покойном полковнике Грейлок и ее семье.

Но вскоре после того, как я покинула окраины Сервадак Магна, окружающая природа начала оказывать на меня странное воздействие, которое я раньше не испытывала. Мы часто путешествовали по окрестностям города вместе с Теодоро и наслаждались необузданным великолепием пейзажа. Теперь же он казался запустелым и угрожающим, как будто природа была на грани возвращения того, что люди когда-то забрали себе. И я обнаружила, что совершенно не могу сосредоточиться на своих исследованиях.

Каждый раз, когда я возвращалась к чтению, на меня накатывало беспокоящее ощущение, что за мной наблюдают пристальным, нездоровым взглядом, хищным и оценивающим. В юности я, будучи довольно привлекательной, как и большинство представительниц моего пола, часто испытывала это ощущение. И хотя прошло немало времени с тех пор, как я в последний раз становилась объектом для столь пристального внимания, это чувство было мгновенно узнаваемо. В конце концов, я отложила бумаги и просто сосредоточилась на том, что меня окружало.

Мы забирались все выше по мере того, как «Кийлен» покидал обжитые равнины внутренних районов и поднимался к более диким прибрежным горам. Дальше от города заросшие сорняками развалины плотно прижимались к потрескавшемуся и изгибающемуся шоссе, в то время как разросшиеся леса отбрасывали пролетающие тени на стекла окон наземного автомобиля. Красный папоротник и ржавый утесник простирались за линией деревьев, как пролитая кровь. Несколько сельскохозяйственных участков, которые нам попадались, казались совершенно бесплодными, и впечатление дополняла буквально окутывающая сборные спальные блоки и силосы аура ветхости.

Когда за подъемом над густым лесом выросли горы, мое странное беспокойство только усилилось. Склоны были слишком мрачными, а вершины – слишком высокими, как будто их специально вознесли на такую высоту, чтобы скрыть их секреты от всех, кроме самого решительного искателя.

Многочисленные ущелья и овраги прорезали ландшафт нашего маршрута, а древние железные мосты, перекинутые через них, на мой взгляд, были слишком ржавыми и запущенными. Дорога снова нырнула вниз, превратившись в рокритовую дамбу, пересекающую неосвещенную полосу окутанной туманом болотистой местности, к которой я испытала немедленную и инстинктивную неприязнь. На поверхности болот лежала пена и промышленный мусор, и я гадала, какие тайны могут скрываться под ее солоноватыми водами.

В какой-то момент моего долгого путешествия мерное раскачивание наземной машины вкупе с гнетущим мраком этого отрезка пути убаюкали меня, и я провалилась в беспокойную дремоту. Я и в лучшие свои времена спала очень чутко, а с тех пор, как разменяла свой двенадцатый десяток, бессонница и вовсе стала моим постоянным спутником, но что-то в однообразной мрачности этого окружения затянуло меня в сон. Была ли это ноющая мысль о нездоровых вещах, скрытых под болотом, или мое уже обострившееся беспокойство – я не знаю. Но сон, который просочился в мое сознание, привел меня в такой ужас, какой я никогда не испытывала раньше.

Я не помню, как погрузилась в сон. В одно мгновение я смотрела на болота, а в следующее – уже глубоко спала. Даже сейчас, когда я вспоминаю подробности, страх все еще ледяной рукой сжимает мои внутренности.

Это началось медленно, почти приятно – ощущение, что я плыву вниз, в темноту. Не было и следа опасности, наоборот, было даже приятно и уютно, как будто меня закутывали в любимое одеяло в холодную ночь. Затем качество темноты изменилось, и то, что когда-то было успокаивающим, стало угрожающим. Окутывающим. Удушающим.

...тошнотворная влага забивает мне горло. Парализующий холод скользит по моим конечностям. Пригвождает меня, не дает пошевелиться.

... тяжелый груз давит на меня. Белая льняная

ткань на моей шее. Сжимается. Душит.

... голос шепчет мне на ухо. Непристойности.

... ледяные пальцы проникают в мою

грудь. Приближаются к моему сердцу.

… впусти меня …

Вздрогнув, я проснулась. Я сидела, прислонившись к дверце машины, не в силах сделать вдох. Я попыталась заговорить, но воздух застрял в моих легких. Сердце бешено колотилось. Я ничего не смогу сказать... Паралич все еще держал меня в своих тисках.

Я могла только смотреть на отполированный металлический изгиб черепа сервитора-шофера.

Его голова медленно начала поворачиваться вокруг своей оси.

Как животное, попавшее в ловушку охотника, я испытала отчаянное желание убежать.

Я бы не вынесла вида лица сервитора. Я знала, что это будет что-то ужасное. Изуродованное лицо утопленника, всплывшего обратно на солнечный свет после долгих лет пребывания в зловонных глубинах. Его плоть была бы похожа на желе, раздутое и гниющее, глаза пожирали бы незрячие болотные твари, обычно живущие в изгнании в чернильной тьме внизу.

Но это было не так.

На меня взглянул Теодоро.

– Впусти меня, – сказал он, улыбнувшись.

А потом я проснулась. На этот раз по-настоящему.

С большим трудом мне удалось совладать с дыханием и убедить себя, что я не перешла из одного кошмара в другой. В конце концов, я уверилась, что больше не сплю, но, на всякий случай, в течение следующего часа, пока мы пересекали болото, мое внимание было приковано исключительно к машине. Текстура кожи моего сиденья, блеск хрома на дверной ручке, вибрация мощного двигателя, шорох шин по дороге…

Что угодно, лишь бы мой взгляд не блуждал по ужасному виду за стеклом.

Когда «Кийлен» въехал обратно на лесистые холмы, я вздохнула с облегчением, которое, увы, было недолгим – прибрежные скалы вздымались так круто и были столь мрачны, что казалось, они вот-вот обрушатся и раздавят меня своей необъятностью.

Совершенно точно – тот