Наверное, холод — зима на носу.
Наверно, сверкает земля по утрам
И веет этюдами вьюги от рам.
Прорваться хотя бы на миг из тепла
Туда, где сидит человек у стола,
И чистит ружье, и глядит на огонь.
Ему на плечо положу я ладонь.
Потрется щекой о мое колдовство
И скажет тихонько: «Здесь нет никого».
И как-то внезапно закончится день,
И вьюга на стекла надует мишень.
Он примется снова за чистку ружья.
И жаль, что добычею стану не я.
* * *
Путь твой — пыльный.
Вздох — бессильный.
И дорога перешла
Без оглядки дом мой ссыльный.
Нет, она нехороша!
Я — не знаю,
Я — всплываю
На какой-то полосе.
Где тебя предугадаю
В беглой точке на шоссе.
Ты — стремишься.
Ты — двоишься
Между пылью и лучом
И, быть может, притворишься,
Что не помнишь ни о чем.
Я — пугаюсь,
Я — покаюсь,
Я заставлю повернуть.
И невольно обознаюсь,
Перепутав жизнь и путь.
* * *
Расстаться навсегда…
Что может быть спокойней.
Чем комната, в которой нет страстей,
Чем запах сигареты на балконе
И разговор случайнейших гостей,
Чем ровный вид на улицу пустую,
Где вымерли события шагов,
Чем вечер, что запущен вхолостую
Земной традиционностью витков!
Что может быть злосчастнее и легче,
Чем оказаться вне любовных пут
И так зажить, чтоб не дожить до встречи
Каких-нибудь часов или минут!..
* * *
Когда я жду, что ты придешь ко мне,
Я думаю о следующем дне —
С разорванными образами встречи,
С косым лучом на мертвой простыне.
Я никогда не жду тебя назад,
И я люблю античный этот сад,
Где к каждому прохладному обломку
Приникнет лоб, спасенный от утрат,
Где наблюдает время-западня,
Как спит в него попавшая ступня
В текучих складках гипсовой постели
От статуи любившего меня.
* * *
Так много солнца в комнате с утра,
Как будто пустота прельщает солнце,
Как будто свет стремится в беспредметность,
В отсутствие живых и плотных форм.
Любой осуществившийся объем —
Источник тени и враждебен свету.
Я чувствую, как ты уходишь в эту,
Сияющую, пропасть бытия.
И скачут блики с потолка на скатерть,
И вспыхивает чувственная память
От пустяка. И возвратив тебя,
Теряю вновь, чтоб обрести еще раз
В пространстве грез и проиграть сполна
Движенье яда — медленно, до дна…
И — расщепить твой смертоносный образ.
* * *
Холода, холода… Ничего не поделаешь с этим.
Побеждают надежды к весне, а к зиме — холода.
Оттого, что узнал, может, ты и надул этот ветер,
Может, смотришь на север, как все, что стремится туда…
Там пространство из льдинного времени выстроил зодчий.
Что бурлило навзрыд — навсегда заковал в ледизну.
Между мной и тобой нет ни связки, ни буквы — лишь прочерк,
Словно кто-то коньком по остывшей реке полоснул.
В минусовости вечного Цельсия даже не ноль я.
Там на зеркало льда никому не придется дышать.
Холода. Отмирает тепло. Но зато — вместе с болью.
Значит, то, что болит или греет, увы, не душа…
* * *
В этом мире все шиворот-навыворот:
Привязываешься, потом срываешься с привязи
В дремучий лес, где серые волки,
Пьешь из лужи, и в результате
Становишься серым козлом. И дальше
Понятен конец твоего приключения.
Если же двигаться в обратной последовательности,
То она приведет к счастливой развязке:
Сперва утоляешь полдневную жажду,
Потом выбегаешь из леса, где волки,
И мчишься навстречу крепкой привязанности,
Наученный горьким и страшным опытом.
И уже никогда не сорвешься с привязи.
И узел лишь туже будет затягиваться…
* * *
Идешь по шаткой досточке жизни,
Слушаешь сказку про белого бычка,
А жизнь подсовывает бычка смоляного.
Прилипаешь.
Потом пытаешься отклеиться.
Потом отмыться.
Потом начать все сначала.
А доска твоя, глядишь, и закончилась.
* * *
Чем дальше в лес, тем сказка темнее.
В тереме все происходит на ощупь.
Змей его в ней живет каждый день,
Изливает свой яд, жалит,
К сердцу ее ищет ходы,
Бьет хвостом своим в гневе,
Разбивает головы о ее камни.
А она глядит мимо него и сквозь.
Он кусает слова у нее на губах,
Тоже холодные — не слова, а камни.
«Сколько же это будет продолжаться?
Пора, наверное, вызволять девицу», —
Думает, ворочаясь, в соседнем замке
Витязь по имени Синяя Борода.
* * *
Когда б вы знали, из какого сора…Анна Ахматова
Как полночь пробьет,
Так сразу все станет ясно:
Кто кучер, кто кони и что на уме у Золушки.
Посему засыпать надо с первой звездой.
А если замешкался,
То просто закрой глаза на мышей и ящериц,
И других земноводных, с которыми утром здоровался,
Жал руку, давал свой номер мобильника,
Звал в гости… Теперь вот твой дом окружили
И шуршат позвонками,
Мяукают, воют.
И Принц, будто нищий,
С дырявой калошей по городу носится —
Той, что осталась от хрустального башмачка.
Город полночный усеян дырявыми тыквами,
Лягушачьими шкурками, из которых
Утром выпорхнут розовотелые феи,
И пошлепают в душ нагишом, не изведав стыда.
И охота тебе смотреть, как из этого сора
Растет твое окружение!