заботы в каком-то шоке: я просто заторможена.

Перед нами, окружённый парком, высится настоящий дворец — с колоннами, портиком, со статуями в полукруглых нишах. К парадному входу ведёт широкая лестница, а с обеих сторон — заезды-пандусы, по таким раньше прямиком к дверям подкатывали кареты. Вроде бы, мы направлялись в госпиталь, а тут…Моему спутнику, вероятно, кажется, что я всё ещё торможу, он окликает:

— Донна, вы меня слышите?

— Да-да. Что-то… простите, я всё понимаю, только соображаю медленно. Я помню, мы здесь, чтобы узнать о Рорике, — заканчиваю с облегчением. Мне важно показать, что я адекватна. — Так ведь?

— Совершенно верно. Пойдёмте.

В этот раз он не предлагает руку, а поддерживает за талию, но я не возражаю, потому что чувствую усталость. Идти всё тяжелее. Внимание у меня, как у ребёнка, направлено на то, чтобы не споткнуться. Гляжу под ноги и насчитываю десять шагов по дороге, вымощенной белыми плитами, затем двенадцать ступенек вверх… на тринадцатой запинаюсь, но надёжная рука моего спутника не даёт упасть. Совсем рядом мелодично звякает колокольчик, с негромким скрипом открывается створка двери.

— Силы небесные! — раздаётся звонкий женский голос. — И она ещё держится на ногах? Проходите, проходите же скорее! Сюда!

— Нам только нужно узнать, что с Рориком, — ставлю в известность миловидную особу в белом сестринском одеянии. — Его должны были…

— Сюда! — словно не слыша, торопит женщина. — На каталку, я сейчас позову братьев…

— Не надо лишних людей, — прерывает мой хранитель. И снова подхватывает меня на руки. — И каталки не нужно, я донесу. Показывайте, куда.

Нет сил воспротивиться. Под негромкие указания сестры милосердия — так я для себя её окрестила — хранитель несёт меня через большой холл, затем по длинному коридору — я вижу неимоверно высокие потолки — затем через ещё одни широкие двустворчатые двери в светлое просторное помещение. Меня укладывают то ли на кушетку, то ли на топчан — какое-то не слишком мягкое, но и не жёсткое ложе с приподнятой спинкой.

— Рорик, — твержу, как мантру. — И потом — сразу домой, пожалуйста.

— Конечно, дорогая, — воркует сестра. — Вот только устрою вас, чтобы вы немного отдохнули, а потом схожу к доктору, всё разузнаю, и тогда уже отправим вас домой…

Склонившись, укладывает мои руки вдоль тела, при этом защёлкивая на левом запястье что-то холодное. Рефлекторно пытаюсь отдёрнуться.

— Не пугайтесь, это всего лишь браслет, сейчас мы наденем ещё один, и вам сразу станет легче, вот увидите. Ваши руки совершенно свободны, милая, мы просто снабдим вас хорошими сильными аккумуляторами энергии, вы же совсем истощены, бедняжка, — журчит надо мной женский голос. — Похоже, бархотка у вас почти пустая, вы очень вовремя здесь появились, очень. А это что у вас на поясе? Давайте-ка, я сниму, пока вы случайно не поранились, не беспокойтесь, я передам это вашему спутнику…

Её голос журчит, как ручеёк, так и затягивая в дрёму…

— Рорик, — напоминаю сквозь зубы. Это имя засело в мозгу, позволяя до поры до времени сдерживать ускользающее сознание. Сестра с тревогой взирает на моего хранителя. Похоже, он что-то сообщает ей мысленно, и та понимающе кивает.

— Ах, вот о ком вы, тот самый мальчик… Я слышала прогнозы, с ним всё будет в порядке. Сэр Персиваль занялся им лично; это значит, что через неделю ваш друг выйдет отсюда, как новенький. Подождите здесь, я приглашу дежурного врача.

— Нам нужен не дежурный, — холодно сообщает хранитель. — Нам тоже нужен сэр Персиваль. Несколько дней назад, во время проведения одной… акции он уже осматривал донну и просил сообщать ему о возможных инцидентах, могущих отрицательно сказаться на ходе беременности.

— О-о! — Глаза женщины округляются. Только что она собиралась грудью стать на защиту главного светила, а сейчас готова бежать за ним. — Силы небесные! Что же вы не сказали сразу?

Поспешно возлагает обе ладони на мой живот. В другое время я бы возмутилась от такой бесцеремонности, но сейчас покорно терплю. От её рук исходит благодатное тепло… вот только почему-то не видно сияния, той ауры, которая обычно сопровождала лечебные действа моего наставника; возможно, у женщин паладиновские навыки проявляются иначе?

— Пока тревожиться не о чем, и я не буду посылать мыслевызов сэру Персивалю, хорошо? Он разрешает беспокоить его таким способом лишь в самых критичных ситуациях. Просто схожу за ним, думаю, что основная работа с вашим другом уже закончена и остальное довершат ассистенты. Как прикажете о вас доложить?

— Передайте: донна Иоанна дель Торрес да Гама, с сопровождающим. С того же объекта, что и обожжённый обережник. Донна была под нашей защитой и от огня не пострадала, однако есть осложнения иного порядка.

Его голос становится всё тише, как будто невидимые волны подхватывают и уносят нас каждого в свою сторону. Меня ли — от незримого берега, его ли — разницы нет, кричи, не кричи — не услышат.

* * *

Вновь я перед злополучным порталом. Память услужливо рисует неоновый овальный контур, зависший над ночной площадью… Что-то он маловат, не верится, что когда-то в него умудрились протиснуться и громадный циклоп, и Игрок на своей злобной зверушке… Ах, да, Рорик ведь говорил, что кольцо сжимается…И ещё картинки. Старательно пилю тугой обод нашего самодельного портала, тем самым ножичком… Жорка, вот кто мне его подарил, тот самый пастушок, встречающий прохожих в далёкой деревушке. Защитная полупрозрачная сфера, сквозь которую смутно видна фигурка обережника; у него никак не получается вдохнуть жизнь в наше совместное творение. Сейчас он от безысходности полезет за ножом, когда-то наполненным мной под завязку лунной энергетикой. Нет, какая я всё-таки дура, предупреждала, чтобы не строил заклятий на крови, а всего-навсего надо было у парня нож отобрать… да поздно уж в пустой след плакаться… Сноп огня. Воссиявший новорожденный портал в мир русичей. Дверь. Ключ. "Открой, И-ва…"

Дверь, за которой ждёт Любава, чужая суженая чужого мужа. Наконец-то я знаю всё. Всё. Окончательно и бесповоротно.

В этом призрачном, уже привычном состоянии воспоминания не взрывают мозг, просто всё, забытое ранее, разом оказывается на своих местах. Как в тёмной комнате, куда заходишь со сна — и не пойми куда угодила, а включишь свет — да вот же они, диван, стол, шкаф, где им и положено… Кажется, я опять незрима. Сгусток чистого разума, не обременённый телом, парю метрах в трёх-четырёх от мостовой, в восходящих потоках разогретого воздуха. Должно быть, недавний полёт впечатлил подсознание, вот оно и решило изощриться, само повторив полученный