земли. Видать, выселили кого-то из слуг для такого дела.

Кто бы ни стоял сейчас за дверью, сдаваться он не собирался — раздался стук. Сначала тихо, потом сильнее, будто ногой колотили. Марушка отвернулась к стене. Послышалась возня, неразборчивая ругань и бряцанье замка. Дверь, скрипнув, отворилась.

Марушка молчала — наверняка снова харчи принесли. Моченые яблоки, переспелые, последние ягоды лета и запеченные перепела томились на окне. Она не прикасалась к яствам, хотя от голода сводило живот и кружилась голова.

— Старуха твоя мне плешь проела, что сюда нельзя. А я вот, пришел. Соскучился.

Лис задвинул засов, заперев дверь изнутри.

— Пошел вон! Знать тебя не хочу, — прошипела она, выглядывая, чем бы запустить в него.

Он застыл, замялся у двери, но уходить не спешил.

— Испепелю, понял? Я теперь всякое могу, — соврала Марушка и, не найдя ничего подходящего для борьбы, натянула одеяло до самого носа.

— Ага, а бабка говорит, что чары в воду ушли. И ты снова моя Муха, — Лис прошелся по опочивальне, задержался у окна — бросил в рот горсть ягод, и плюхнулся на кровать.

— Зачем пришел? — Марушка отодвинулась.

Лис развел руками:

— Это, конечно, не башня. Но старуха твоя — сущая ведьма, — и бросил небрежно: — Украсть тебя пришел. Ты там воду немного расплескала. И я заметил, что в лужах рыба бьется. Хочешь, пойдем её спасать, пока местные не встряхнулись и не сожрали всё? Дохлую захороним, как ты любишь…

— Гори в огне, предатель, — она засопела, переползая на другой край.

— Будь я предателем, кто бы пустил меня во дворец? — хмыкнул Лис, закидывая ноги на кровать и подсаживаясь еще ближе. — Разве взяли бы меня в дружину?

— Врешь, — пробурчала Марушка, вжавшись в стену. Отодвигаться дальше было решительно некуда.

Он запустил пальцы в волосы, приоткрывая побритый висок. Там, на коже расплывалось иссиня-черное пятно.

— Ого, какой синяк! — ахнула Марушка. — Тебя били?

— Нет же, — почему-то оскорбился Лис и наклонился совсем близко. — Глаза разуй.

Она смолчала, проглотив обиду, и пригляделась. В пятне смутно угадывались очертания щита с изображенной на нём ладонью, из которой торчал кривоватый меч.

— Подправил свою метку, — гордо пояснил Лис и зачесал волосы назад, чтоб она могла полюбоваться вдоволь. — Так что, я воин теперь, а не какой-то там…

Марушка сглотнула — кожа у него на виске покраснела и набухла. Осторожно тронула подвязанную руку, только заметив. Лис отмахнулся:

— Само заживет…

Марушка нахмурилась, пробежав пальцами по плечу — не заживет. Но сообщать об этом не стала.

— Это я, да? — спросила тихо.

— Зато теперь мы квиты, — Лис кивнул на её перевязанную ладонь. — Опасно было тебя в дела посвящать. Особенно, когда оказалось, что хан по-нашему болтает… В общем, как старуха с болота сказала, так я и сделал. И получилось же, — улыбнулся он.

Марушка помолчала. И про письмо, и про Роланда, который тащил её не на смерть, а к спасению. Чего уже было говорить? Воин сделал свой выбор, Лис свой, а она…

— А я не стала Марой.

В дверь заколотили.

— О, бабка твоя прискакала… — простонал Лис, выудил из кармана конька и сунул ей. Сквозь запекшуюся кровь на глине проступали зеленые яблоки. — Надо мне выметаться, рука у неё больно тяжелая, — кинулся он к окну и, повозившись, отворил ставни.

— Постой. Помоги мне.

Лис с готовностью подставил плечо.

— Там прыгать-то даже не нужно. До земли полшага, — пообещал он. — А к обеду я тебя верну…

— Нет, — Марушка покачала головой, — я уйти хочу навсегда. Найду деревеньку какую-то. Попрошусь знахаркой. А там, посмотрим… Кем бы я ни была, — она сглотнула, прогоняя ком в горле, — решать буду сама.

— Старуха, между прочим, говорила…

— Не нужно, Лис, — прервала на полуслове Марушка. — Не хочу знать. Я устала быть кем-то другим: куском чужой души, ключом, сосудом для чар стихии… Сейчас я — это я. И пусть так оно и останется.

Он кивнул и больше ничего не сказал. Марушка тяжело опиралась на здоровое Лисово плечо, шаг за шагом приближаясь к окну. От голода шатало, но голова была, как никогда ясной и лишние сомнения не обуревали её. В коридоре бранилась Федора, грозя позвать стражу и выломать дверь.

— Может, поговоришь всё-таки с ней? — засомневался Лис, замерев у окна.

— Потом когда-нибудь, — толкнула его, поторапливая Марушка. И пока он убирал блюда с яствами, чтобы она могла забраться на подоконник, несмело спросила: — Ты же пойдешь со мной?

Лис ловко, как для человека с одной рукой, перемахнул через окно.

— Деда бросать жалко, — он тряхнул головой и пошевелил перевязанным локтем. — К тому же, рука несколько затрудняет заработок привычным ремеслом. А я гол, как сокол. Сначала выучусь, должность какую получу — я все воровские штучки знаю, мне цены не сложат в дружине. А потом — почему нет?

Марушка забралась на подоконник и свесила ноги. Лис ждал в саду, оглядываясь по сторонам, но стража ещё не мчалась им наперерез. И, хотя наставница могла легко вышибить дверь, раз волшба вернулась в Троеречье, почему-то не сдержала угроз. Только бранилась витиевато и задорно, будто едва сдерживала смех.

Марушка медлила.

— Та сказка, которую рассказывала мне Федора… Она ведь про неё и Роланда. Княжна отреклась от царства, и каждый день ждала, что суженый вернется за ней. А он, получается…

— Я приду, — упрямо сказал Лис и протянул руку. — Обещаю.

Марушка схватилась за его ладонь да сиганула вниз. Она поверила — иначе и быть не могло.