химчистки, коробку хирургических перчаток и газетные вырезки с материалами по всем жертвам. Шулль вырезал обзоры, интервью — подобные тому, какое Робин дала журналу «Гитарист», — и газетные отчеты об убийствах. — Майло напрягся. — А вот плохая новость, Алекс. Помимо Беби-Боя, Джули, Василия, Бернет и Мехрабиана было еще четыре убийства. Все за последние пять лет, что заполняет временной отрезок, интересовавший нас. Гончар, которого прикончили в Альбукерке, еще один театральный танцовщик, убитый в Сан-Франциско и выброшенный в залив, художник по стеклу из Миннеаполиса, а также Уилфред Риди, старый джазист, убитый четыре с половиной года назад на Мейн-стрит. Тогда все решили, что это дело связано с наркотиками, потому что, как я тебе уже говорил, ребенок Риди был наркоманом, а Мейн-стрит весьма опасна. Но кажется, главная опасность подстерегала его в лице Шулля.
— У Шулля есть все долгоиграющие пластинки Риди? — Майло с удивлением посмотрел на меня.
— Да, по поводу преступлений вне пределов нашего города мы изучаем все встречи, на которых мог бывать Шулль. — Я пытался успокоить себя мыслью о том, что все закончилось. Забыть, как выглядели все тела. — Ты был прав еще в одном, Алекс. Шулль не нападал на писателей, потому что считал писателем и себя. Поверх пустой папки лежал конверт, помеченный аббревиатурой ВАР. У меня ушло много времени на то, чтобы расшифровать ее. «Великий Американский Роман». Внутри находился титульный лист. Я сделал для тебя его ксерокопию.
Он вынул из внутреннего кармана сложенный лист бумаги и развернул его.
На листе не было ничего, кроме трех строк, напечатанных в середине.