доктора прямо в колено каблуком сапога.
Женщину подняли в кузов. Мама и госпожа Грибас подвинулись, чтобы роженицу можно было положить рядом с Лысым. Ребёнка передали снизу.
— Лина, пожалуйста, — сказала мама, передавая мне красного младенца. Взяв на руки свёрток, я сразу же даже сквозь пальто почувствовала тепло маленького тельца.
— Боже, мой ребёнок! — заплакала женщина, глядя на меня.
Ребёнок закричал и замахал маленькими кулачками. Его борьба за жизнь началась.
6
Банковский работник передал маме свой пиджак. Она набросила его роженице на плечи и отвела от её лица пряди волос. — Всё хорошо, милая, — сказала ей мама. — Витас! Они забрали моего мужа, Витаса! — выдохнула женщина. Я посмотрела на раскрасневшееся лицо в пелёнках. Младенец. Ребёнок прожил лишь несколько минут, а в СССР уже решили, что он преступник. Я прижала дитё к себе и прикоснулась губами к его лбу. Йонас прислонился ко мне. Если они такое сделали с этим малышом, то какая участь ждёт нас? — Как вас зовут, милая? — спросила мама. — Она. — Женщина вытянула шею. — Где мой ребёнок? Мама взяла сверток с моих рук и положила ей на грудь. — Мой ребёнок! Мой маленький ребёночек! — заплакала женщина, целуя кроху. Машина рванула с места. Она с мольбой в глазах посмотрела на мою маму. — Моя нога! — стонал Лысый. — Здесь есть медики? — спросила мама, по очереди всматриваясь в лица присутствующих. Люди качали головой. А некоторые даже не посмотрели в её сторону. — Я попробую наложить шину, — решился банковский работник. — У кого-нибудь есть что-то прямое? Пожалуйста, давайте помогать друг другу. Люди неловко завозились, вспоминая, взяли ли с собой что-то подходящее. — Господин! — сказал Йонас. Он протянул небольшую школьную линейку. Пожилая женщина, впечатлённая тем, что я в ночной рубашке, заплакала. — Очень хорошо, — ответил мужчина из банка и взял линейку. — Спасибо, солнышко, — улыбнулась мама Йонасу. — Линейка? Вы что, мне ногу школьной линейкой вправлять собрались? Совсем в голове пусто! — закричал Лысый. — В данной ситуации это лучшее из того, что у нас есть, — ответил банковский работник. — А у кого есть чем перевязать? — Пристрелите меня кто-нибудь! — орал Лысый. Мама сняла с шеи шёлковый платок и дала банковскому работнику. Библиотекарша тоже развязала шарф, госпожа Грибас принялась искать что-то в сумке. Рубашка Оны спереди пропиталась кровью. Мне стало плохо. Закрыв глаза, я пыталась думать о чём-нибудь другом — о чём угодно, лишь бы успокоиться. Представила себе альбом. Почувствовала, как рука сама пошевелилась. Образы, словно картинки из «волшебного фонаря»[1], задвигались у меня перед глазами. Наш дом. Мама завязывает папе галстук на кухне, ландыши, бабуля… Её лицо немного меня успокоило. Я подумала о фотографии, лежащей в чемодане. «Бабулечка, — подумала я, — помоги!» Мы прибыли на какую-то железнодорожную станцию за чертой города. Вся она была забита такими же советскими грузовиками, полными людей. Мы проехали мимо какой-то машины, с кузова которой выглядывали мужчина и заплаканная женщина. — Паулина! — кричал нам мужчина. — Не с вами ли наша дочка Паулина? Я покачала головой. — А почему мы за городом, а не на Каунасском вокзале? — спросила пожилая женщина. — Может, потому что здесь нам будет проще найти родственников. Ведь на главном вокзале много людей, — ответила мама. Говорила она неуверенно, словно пыталась убедить себя. Я оглянулась. Станция находилась в какой-то пустынной местности, вокруг стоял тёмный лес. Я почувствовала, как поднимается край ковра и огромная советская метла сметает нас под него.
7 — Давай! — закричал энкавэдэшник и откинул кузов. Станция была забита машинами, офицерами и людьми с сумками. С каждым мгновением здесь становилось всё громче и громче. Мама наклонилась к нам и положила руки на наши плечи. — Держитесь возле меня. Если понадобится, хватайтесь за подол пальто. Нам нельзя потерять друг друга. Йонас вцепился в мамино пальто. — Давай! — закричал офицер и дёрнул какого-то мужчину из кузова так, что тот упал на землю. Мама и банковский работник стали помогать остальным. Я держала младенца, пока спускали Ону. Лысый корячился от боли, когда его сносили с машины. Мужчина из банка подошел к энкавэдэшнику. — У нас есть люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Пожалуйста, найдите доктора. Офицер и бровью не повёл. — Врачи! Медсёстры! Нам нужна медицинская помощь! — закричал мужчина в толпу. Энкавэдэшник схватил банковского работника и, приставив к его спине дуло винтовки, повёл прочь. — Мои вещи! — закричал мужчина. Библиотекарша схватила чемодан мужчины из банка, но не успела передать ему — тот уже исчез в толпе. Остановилась какая-то литовка и представилась медсестрой. Она занялась Оной и Лысым, а мы все стояли вокруг них. Было много пыли. Босые ноги Оны уже покрылись грязью. Мимо нас ходили десятки людей, и все пытались не замечать отчаянных лиц друг друга. Я увидела девочку из моей школы — она вместе с мамой проходила мимо. Она подняла руку, хотела мне помахать, но мать закрыла ей глаза рукой. — Давай! — заорал энкавэдэшник. — Мы не можем оставить этих людей, — сказала мама. — Дайте нам носилки. Офицер только рассмеялся: — Так понесёте. И мы понесли. Двое мужчин из нашего грузовика несли Лысого — а орал он, словно резанный. Я несла младенца и чемодан, мама поддерживала Ону. Йонас с трудом тащил остальные наши вещи, ему помогала библиотекарша. Мы дошли до платформы. Там хаос просто стоял в воздухе. Разлучали семьи. Дети плакали, матери умоляли. Два энкавэдэшника волокли куда-то мужчину. Женщина его не отпускала, и её протащили несколько метров — только после этого смогли отбросить ударами ботинок. Библиотекарша взяла с моих рук младенца. — Мама, а папа здесь? — спросил Йонас, всё ещё держась за подол её пальто. Я задавалась тем же вопросом. Когда и где эти советские офицеры схватили моего отца? По дороге на работу? Или, может, возле газетного киоска в обед? Я всматривалась в толпы людей на платформе. Были там и пожилые люди. В Литве старость всегда была в почёте, а сейчас наших старичков и старушек гнали куда-то, словно скот. — Давай! — Энкавэдэшник схватил Йонаса за плечи и куда-то потащил. — НЕТ! — закричала мама. Они забирали Йонаса. Моего красивого милого братика, который выгонял тараканов из дома вместо того, чтобы давить их, который отдал свою линейку, чтобы перевязать сломанную ногу надоедливому лысому деду. — Мама! Лина! —
6
Банковский работник передал маме свой пиджак. Она набросила его роженице на плечи и отвела от её лица пряди волос. — Всё хорошо, милая, — сказала ей мама. — Витас! Они забрали моего мужа, Витаса! — выдохнула женщина. Я посмотрела на раскрасневшееся лицо в пелёнках. Младенец. Ребёнок прожил лишь несколько минут, а в СССР уже решили, что он преступник. Я прижала дитё к себе и прикоснулась губами к его лбу. Йонас прислонился ко мне. Если они такое сделали с этим малышом, то какая участь ждёт нас? — Как вас зовут, милая? — спросила мама. — Она. — Женщина вытянула шею. — Где мой ребёнок? Мама взяла сверток с моих рук и положила ей на грудь. — Мой ребёнок! Мой маленький ребёночек! — заплакала женщина, целуя кроху. Машина рванула с места. Она с мольбой в глазах посмотрела на мою маму. — Моя нога! — стонал Лысый. — Здесь есть медики? — спросила мама, по очереди всматриваясь в лица присутствующих. Люди качали головой. А некоторые даже не посмотрели в её сторону. — Я попробую наложить шину, — решился банковский работник. — У кого-нибудь есть что-то прямое? Пожалуйста, давайте помогать друг другу. Люди неловко завозились, вспоминая, взяли ли с собой что-то подходящее. — Господин! — сказал Йонас. Он протянул небольшую школьную линейку. Пожилая женщина, впечатлённая тем, что я в ночной рубашке, заплакала. — Очень хорошо, — ответил мужчина из банка и взял линейку. — Спасибо, солнышко, — улыбнулась мама Йонасу. — Линейка? Вы что, мне ногу школьной линейкой вправлять собрались? Совсем в голове пусто! — закричал Лысый. — В данной ситуации это лучшее из того, что у нас есть, — ответил банковский работник. — А у кого есть чем перевязать? — Пристрелите меня кто-нибудь! — орал Лысый. Мама сняла с шеи шёлковый платок и дала банковскому работнику. Библиотекарша тоже развязала шарф, госпожа Грибас принялась искать что-то в сумке. Рубашка Оны спереди пропиталась кровью. Мне стало плохо. Закрыв глаза, я пыталась думать о чём-нибудь другом — о чём угодно, лишь бы успокоиться. Представила себе альбом. Почувствовала, как рука сама пошевелилась. Образы, словно картинки из «волшебного фонаря»[1], задвигались у меня перед глазами. Наш дом. Мама завязывает папе галстук на кухне, ландыши, бабуля… Её лицо немного меня успокоило. Я подумала о фотографии, лежащей в чемодане. «Бабулечка, — подумала я, — помоги!» Мы прибыли на какую-то железнодорожную станцию за чертой города. Вся она была забита такими же советскими грузовиками, полными людей. Мы проехали мимо какой-то машины, с кузова которой выглядывали мужчина и заплаканная женщина. — Паулина! — кричал нам мужчина. — Не с вами ли наша дочка Паулина? Я покачала головой. — А почему мы за городом, а не на Каунасском вокзале? — спросила пожилая женщина. — Может, потому что здесь нам будет проще найти родственников. Ведь на главном вокзале много людей, — ответила мама. Говорила она неуверенно, словно пыталась убедить себя. Я оглянулась. Станция находилась в какой-то пустынной местности, вокруг стоял тёмный лес. Я почувствовала, как поднимается край ковра и огромная советская метла сметает нас под него.
7 — Давай! — закричал энкавэдэшник и откинул кузов. Станция была забита машинами, офицерами и людьми с сумками. С каждым мгновением здесь становилось всё громче и громче. Мама наклонилась к нам и положила руки на наши плечи. — Держитесь возле меня. Если понадобится, хватайтесь за подол пальто. Нам нельзя потерять друг друга. Йонас вцепился в мамино пальто. — Давай! — закричал офицер и дёрнул какого-то мужчину из кузова так, что тот упал на землю. Мама и банковский работник стали помогать остальным. Я держала младенца, пока спускали Ону. Лысый корячился от боли, когда его сносили с машины. Мужчина из банка подошел к энкавэдэшнику. — У нас есть люди, нуждающиеся в медицинской помощи. Пожалуйста, найдите доктора. Офицер и бровью не повёл. — Врачи! Медсёстры! Нам нужна медицинская помощь! — закричал мужчина в толпу. Энкавэдэшник схватил банковского работника и, приставив к его спине дуло винтовки, повёл прочь. — Мои вещи! — закричал мужчина. Библиотекарша схватила чемодан мужчины из банка, но не успела передать ему — тот уже исчез в толпе. Остановилась какая-то литовка и представилась медсестрой. Она занялась Оной и Лысым, а мы все стояли вокруг них. Было много пыли. Босые ноги Оны уже покрылись грязью. Мимо нас ходили десятки людей, и все пытались не замечать отчаянных лиц друг друга. Я увидела девочку из моей школы — она вместе с мамой проходила мимо. Она подняла руку, хотела мне помахать, но мать закрыла ей глаза рукой. — Давай! — заорал энкавэдэшник. — Мы не можем оставить этих людей, — сказала мама. — Дайте нам носилки. Офицер только рассмеялся: — Так понесёте. И мы понесли. Двое мужчин из нашего грузовика несли Лысого — а орал он, словно резанный. Я несла младенца и чемодан, мама поддерживала Ону. Йонас с трудом тащил остальные наши вещи, ему помогала библиотекарша. Мы дошли до платформы. Там хаос просто стоял в воздухе. Разлучали семьи. Дети плакали, матери умоляли. Два энкавэдэшника волокли куда-то мужчину. Женщина его не отпускала, и её протащили несколько метров — только после этого смогли отбросить ударами ботинок. Библиотекарша взяла с моих рук младенца. — Мама, а папа здесь? — спросил Йонас, всё ещё держась за подол её пальто. Я задавалась тем же вопросом. Когда и где эти советские офицеры схватили моего отца? По дороге на работу? Или, может, возле газетного киоска в обед? Я всматривалась в толпы людей на платформе. Были там и пожилые люди. В Литве старость всегда была в почёте, а сейчас наших старичков и старушек гнали куда-то, словно скот. — Давай! — Энкавэдэшник схватил Йонаса за плечи и куда-то потащил. — НЕТ! — закричала мама. Они забирали Йонаса. Моего красивого милого братика, который выгонял тараканов из дома вместо того, чтобы давить их, который отдал свою линейку, чтобы перевязать сломанную ногу надоедливому лысому деду. — Мама! Лина! —