аккуратными и выверенными движениями, при этом не сводя с нее взгляда, Генрих стянул с левой руки перчатку. Марго задохнулась, увидев его ладонь: и свежий ожог, и старые паутинки шрамов, и розовый рубец стигмата…
…отметины, оставленные огнем на коже Родиона, но зажившие теперь…
…и никогда не заживающие у Спасителя.
— Мой бедный мальчик! — воскликнула Марго и, повинуясь порыву, мягко прикоснулась губами к изуродованной коже. На миг показалось — кольнуло жгучей искрой.
Она не отстранилась, лишь теснее прижалась щекой.
И ни ожога, ни боли. Только возобновившиеся ласки — теперь они стали куда нежнее и бесстыднее прежних, а поцелуи — мягче и глубже.
Они снова любили друг друга — не так поспешно, как ночью, а по-иному, неторопливо и чувственно, уже не боясь потерять себя, а лишь обретая с каждым вздохом и стоном. И после, положив голову на плечо Генриха, Марго держала его за руку и наблюдала, как полоска рассвета, вползая из-за портьер, ширится и золотит паркетный узор.
— Так странно, — первой нарушила молчание Марго, вслушиваясь в плотную тишину, не нарушаемую ни фабричными гудками, ни скрипом ставен, ни шагами неуклюжей прислуги. — Я во дворце, а кажется, будто в родительском доме. Мне радостно и уютно с тобой.
— Мне тоже не верится, что это Ротбург, — ответил Генрих, задумчиво перебирая ее волосы. — Даже дышать стало легче, и головная боль отступила. Как жаль, что остался лишь час, и вскоре нас разлучит Томаш. Ты отправишься в свой особняк, а мне вновь придется натягивать мундир и вспоминать о долге.
— Час вместе — лучше вечности поодиночке.
— Я вскоре покину Авьен.
— Знаю, — Марго теснее прижалась к нему. — Тебя тревожит это?
— Немного, — признался Генрих. — Теперь, когда мы нашли друг друга, как прожить в разлуке?
— Сколько бы ни прошло времени, я обещаю ждать.
Генрих поцеловал ее — нежно, словно прощаясь. Поднявшись, достал шкатулку.
— Открой.
— Что там? — Марго отщелкнула крышку, вскрыв бархатное нутро.
— Подарок тебе.
На ладонь упало массивное железное кольцо.
— Здесь что-то на авьенском, — сказала Марго, поднося совсем близко к глазам и считывая буквы: I…L…B…
— In Liebe Vereint Bis In Den Tod, — произнес Генрих. — «Любовью соединены насмерть». Это кольцо принадлежало моему прапрапра… Бог знает, какому прадеду, Генриху Первому. Он подарил его жене перед тем, как взойти на костер.
— Как это ужасно! — воскликнула Марго, сжимая кольцо в кулаке, и, подумав, добавила: — И грустно.
— Но все же красиво, не находишь? Каждый Спаситель передает это кольцо своей возлюбленной. Той, с которой связано его сердце. Я хочу, чтобы ты всегда носила его с собой.
— Я буду, — прошептала Марго и прижала кулак к груди. — Мне жаль лишь, что я не смогу проводить тебя в путь.
— Потерпи. Скоро все будет по-другому, — ответил Генрих и, распахнув портьеры, впустил в комнату рассветное золото и свежесть раннего утра. — Когда мы найдем ламмервайн и победим — а мы обязательно победим! — не станет ни болезней, ни покушений, и эта глупая женитьба окажется дурным сном… Я верю в замечательное, светлое будущее! А ты? Ты веришь мне, Маргит?
Она подошла на цыпочках, обняла Генриха со спины.
— Да, — ответила Марго. — Я знаю, так будет.
Над Авьеном поднимался солнечный обод, а ей казалось — это, вздыбливая перья, летела Холь-птица. Марго следила за ней открыто и радостно: она больше не боялась огня.
ЛитВек: бестселлеры месяца
